22 августа Гитлер подписал короткий документ:
"Я предоставляю имперскому министру иностранных дел господину Иоахиму фон Риббентропу все полномочия для переговоров от имени германского государства с уполномоченными представителями Союза Советских Социалистических Республик о заключении пакта о ненападении, а также обо всех смежных вопросах и, если представится возможность, для подписания как пакта о ненападении, так и других соглашений, являющихся результатом этих переговоров, чтобы этот пакт и эти соглашения вступили в силу немедленно после их подписания".
Тем же вечером Риббентроп с большой делегацией в тридцать семь человек на двух транспортных самолетах "Фокке-Вульф-200 Кондор" вылетел в Кёнигсберг. Прямые перелеты Берлин — Москва были еще невозможны. Делегация разместилась на ночь в "Парк-отеле". Риббентроп не спал, готовился к переговорам, вместе с послом Фридрихом Гаусом, специалистом по международноправовым вопросам, набросал проект договора. Жена Га-уса была наполовину еврейка, и партийный аппарат требовал изгнать его из министерства иностранных дел. Но Риббентроп слишком нуждался в советах Гауса, чтобы прислушаться к мнению партийных чиновников.
23 августа утром делегация вылетела из Кёнигсберга и в час дня приземлилась в Москве. К прилету нацистского министра сшили флаг со свастикой. Но торопились, и загнутые под прямым углом концы креста смотрели в другую сторону. На летном поле Риббентропа приветствовали первый заместитель наркома иностранных дел Потемкин, фамилия которого для знавших русский язык и русскую историю ("потемкинские деревни") немцев была "символом нереальности всего происходящего", первый заместитель наркома внутренних дел Всеволод Николаевич Меркулов и еще несколько чиновников. Из дипломатического корпуса — только посол фашистской Италии в Москве со своим военным атташе.
Немецкой делегации не предложили никакой резиденции, и Шуленбург разместил гостей в здании бывшего австрийского посольства, которое после включения Австрии в состав Великогерманского рейха перешло под управление немцев.
Шуленбург потом писал своей подруге:
"Визит господина фон Риббентропа напоминал торнадо, ураган! Ровно двадцать четыре часа провел он здесь; тридцать семь человек привез он с собой, из которых, собственно, лишь каких-то четверо-пятеро что-то сделали. Тем не менее эта "избыточность" была оправданна: министр иностранных дел великого германского рейха не мог явиться сюда на правах "мелкого чиновника -.
Но у нас была уйма хлопот с размещением и питанием всех этих людей, на приезд которых мы не рассчитывали. Нам пришлось по телеграфу заказать продукты в Стокгольме и самолетом доставить их сюда…"
Посол Шуленбург уже знал, что их примут в Кремле. Но кто именно будет вести переговоры с советской стороны, немцам не сказали.
— Какие странные эти московские нравы! — удивился Риббентроп.
Министр нервничал, боялся, что Сталин все-таки сговорился с англичанами и французами и ему придется уезжать несолоно хлебавши. Переговоры начались в Кремле в половине четвертого. В служебном кабинете наркома Молотова помимо хозяина немцы увидели Сталина. Посол Шуленбург был поражен: Сталин впервые сам вел переговоры с иностранным дипломатом о заключении договора. Иностранные дипломаты вообще не удостаивались аудиенции у Сталина: в Наркомате иностранных дел неизменно отвечали, что генеральный секретарь — партийный деятель и внешней политикой не занимается.
Сталин предложил Молотову высказаться первым, но нарком иностранных дел отказался от этой чести:
— Нет, говорить должен ты, ты сделаешь это лучше меня.
Когда вождь изложил советскую позицию, Вячеслав Михайлович шутливо обратился к немцам:
— Разве я не сказал, что он сделает это намного лучше меня?..
Немцы предложили вариант договора, составленный в высокопарных выражениях: "Вековой опыт доказал, что между германским и русским народом существует врожденная симпатия…"
Сталин все эти ненужные красоты решительно вычеркнул:
— Хотя мы многие годы поливали друг друга навозной жижей, это не должно помешать нам договориться.
Риббентроп соглашался с любыми поправками — он отчаянно нуждался в пакте.
Они втроем — Сталин, Молотов и Риббентроп — все решили в один день. Это были на редкость быстрые и откровенные переговоры. Советские коммунисты и немецкие национальные социалисты распоряжались судьбами европейских стран, не испытывая никаких моральных проблем. Сразу же договорились о Польше: это государство должно исчезнуть с политической карты мира. Сталин не меньше Гитлера ненавидел поляков.
Читать дальше