Николай Азаров: Украина на перепутье. Записки премьер-министра

Она мало рассказывала о себе и своей жизни, видимо, потому, что вся ее жизнь была сплошным испытанием на прочность. Но то, что я запомнил из рассказов о ней родных, меня поражало. Калуга в начале декабря 1941 г. была оккупирована фашистами. Одна из бабушкиных знакомых пришла к ней домой и рассказала, что была в городке Медынь, где находился лагерь для военнопленных, и якобы видела там ее мужа, моего деда Павла. В то время немцы еще могли отдавать военнопленных в семьи, если за ними приходили родные. Бабушка пошла в Медынь. Вот подумайте, в лютые декабрьские морозы пешком пройти по оккупированной территории шестьдесят километров в одну сторону и столько же обратно. На такое способны только сильные духом люди. Знакомая бабушки ошиблась, моего деда в лагере не оказалось. Он действительно попал в окружение, но его часть с боями пробилась к своим.

Много чего выпало на долю бабушки: потеря отца и брата в Первую мировую войну, революция, разруха, голод, Великая Отечественная война. Сплошные испытания и лишения, постоянное существование на грани жизни и смерти.

Во время оккупации моя мама, еще совсем девчонка, простудила горло. Бабушке где-то удалось раздобыть молока, и она разогревала его на примусе. В этот момент в комнату вошли два немца. И один из них потянулся за кастрюлькой с молоком. Бабушка оттолкнула его и убрала кастрюлю за спину. Немец, а это был офицер, страшно разозлился и приказал своему солдату расстрелять женщину. Как потом бабушка рассказывала, солдат (он оказался австрийцем, немного говорившим по-русски) вывел ее во двор на зимний холод в одном платье и сказал: «Матка, беги, я не буду стрелять в тебя». Бабушка убежала к каким-то своим знакомым, а солдат выстрелил несколько раз в воздух.

Вот такой закаленный жизнью человек воспитывал меня, приучая, прежде всего, к умению переносить трудные испытания. Не получившая образования сама, бабушка делала все, чтобы ее дети учились. Ну, а про меня и говорить не приходится. В доме создавались все условия, чтобы не мешать мне, когда я занимался. Не знаю, как бы сложилась у меня судьба, если бы не те жизненные принципы, которые были заложены в меня в детстве. Взять чужое — считалось не просто серьезной провинностью, но было абсолютно недопустимо. Помню, еще ребенком я взял на улице какую-то игрушку и с ней пришел домой. Бабушка увидела, нахмурила брови (а это для меня было самым суровым наказанием) и грозно спросила: «Где взял? Немедленно отправляйся туда, где взял, — и положи на место». Надо ли говорить, что кража была просто позором. И я не помню случая, чтобы кто-то из моих близких был в этом замешан.

Несмотря на то, что жили мы довольно бедно, на учебу и на одежду деньги всегда находились. Смотрю порой на свои детские фотографии и вижу — по одежде я ничем не отличался от сверстников. Сейчас я, конечно, понимаю, как это было трудно добиваться моей семье. Прошло уже почти двадцать лет после смерти бабушки, но в моей душе это до сих пор открытая рана и вечное глубокое сожаление, что я не смог в полной мере отплатить ей тем же, чем она щедро наградила меня на всю жизнь — своей безмерной любовью. Каждый раз, бывая на ее могиле, — а покоится она рядом с родными и любимыми: мужем, сестрами, дочерью, — я чувствую глубокую грусть, что при жизни не смог воздать ей того, что она заслуживала.

Бабушка ушла из жизни в январе 1995 г. Тогда наши страны находились в глубокой разрухе и хаосе. Снова, в который раз, к нам пришло «смутное время». Но пока в нашем народе есть такие люди, как моя бабушка, я глубоко убежден — мы сможем выдержать любые испытания. Мудрость политиков — не допустить таких испытаний для своих народов. Но разве политики всегда бывают мудрыми? Ведь иногда волна событий выносит на гребни власти откровенные ничтожества. И горе тому народу, который этого не видит…

Вскоре после моего рождения отца демобилизовали, и он, взяв меня и маму, вернулся в Ленинград, где он, его мама и отчим занимали две комнаты в большой коммунальной квартире на улице Восстания. Разумеется, этот период моего детства я помню плохо, тем более что совместная жизнь в таком составе не заладилась, и через какое-то время я снова оказался на попечении своей бабушки в Калуге.

Из моих детских воспоминаний самые ранние относятся почему-то к пленным немцам. Я не могу с полной уверенностью сказать, что это именно мои воспоминания, поскольку, может быть, это лишь впечатления от рассказов других или кинокадры хроники, отложившиеся в моем сознании. Но с другой стороны, в моей памяти до мельчайших подробностей запечатлелись эти сцены. Даже некоторые лица, усталые и изможденные, заросшие щетиной и угрюмые, и сейчас еще стоят перед глазами.