Владимир Соловьев - Буддийское настроение в поэзии

Тайный полет за мгновеньем мгновенья,

Взор неподвижный на счастье далекое,

Много сомнения, много терпения,

_Вот она, ночь моя, ночь одинокая_!

В стихотворении "Поэту", автор, перечисливши все, чем красна человеческая жизнь, заключает так:

Но сон тот мчится прочь, сверкнув во тьме улыбкой,

_И я прощаюся с мгновенною ошибкой_,

Вновь одиночеством и холодом объят.

Я знаю, не прервет _бесстрастного_ раздумья

Ни лепет в тишине бегущего ручья,

Ни радостный порыв счастливого безумья,

Ни поцелуй любви, ни песня соловья.

Автор постоянно возвращается к этому мотиву безнадежного разочарования:

96

...любуясь красотой,

По сторонам бесстрастно взор блуждает,

И счастлив он окрестной пустотой,

И ничего от тьмы не ожидает.

Безлюдье, тишь, спокойствие и лень,

Таинственный полет полночной птицы,

Вдали сквозь туч безгромные зарницы,

В природе и в душе ночная тень.

Разочаровавшись в красоте внешней и внутренней, автор, естественно, теряет веру и в свое собственное поэтическое призвание:

Отчего ж ты обманула, буря,

Обернулась в _серое ненастье_,

И стою я, голову понуря,

О мелькнувшем поминая счастье.

Что ты, ветер, плачешь и гуляешь,

Словно пьяный в божье воскресенье,

Не по мне ль поминки ты справляешь,

Не мое ль хоронишь вдохновенье!

При миросозерцании автора для вдохновения нет предмета:

Зачем кипит в груди негодованье,

Зачем глаза горючих слез полны,

Когда уста на мертвое молчанье,

Когда мечты на смерть обречены!

Зачем в крови струится жизни сила,

Когда вовек ей не стяжать побед,

Зачем ладья, когда в ней нет ветрила,

Зачем вопрос, когда ответа нет!..

Во внешней природе гр. Кутузов вдохновляется главным образом теми сторонами, которые отвечают его общему мрачному настроению. В этой области он в особенности певец ночи, как в мире человеческом он воспевает смерть.

Вот одно из многих ночных стихотворений гр. Кутузова:

Глаз бессонных не смыкая,

Я внимал, как сердце ныло,

Как, всю ночь не умолкая,

Вьюги стон звучал уныло,

Как с тревогою участья

Ночь в окно ко мне стучалась,

Как душа с обманом счастья

И боролась, и прощалась.

Временная ночь привлекательна для нашего поэта, потому что она напоминает ему вечную ночь могилы:

Гаснет дух, слабеют силы,

Жизнь ненастья холодней,

Уж не краше ль ночь могилы

Этих мрака полных дней?

97

Прямому культу смерти, кроме "Рассвета", посвящено и несколько лирических стихотворений, из которых приведу одно - "Встреча Нового года":

Вином наполнены бокалы,

Смолкают речи, полночь бьет,

И вот как с пальмы лист увялый

Отпал прожитый, старый год.

На миг перед живым участьем

Смирилась власть враждебной тьмы,

И с новым годом, с новым счастьем

Поздравили друг друга мы.

Но мне какой-то голос странный

Вдруг прошептал привет иной,

Привет таинственный, нежданный,

Неслыханный дотоле мной.

И я взглянул:- в красе бесстрастной,

Сверкая вечной белизной,

Издалека, с улыбкой ясной,

Мне Смерть кивала головой.

Поклоняясь смерти, гр. Кутузов иногда по старой памяти христианских слов говорит о ней, как о переходе к иной, высшей форме бытия, но большею частью, верный своему общему буддийскому миросозерцанию, он видит в ней безусловный конец всякого бытия, сон без сновидений и без пробужденья:

Надо мной раскинешь ты свой полог,

Полог тот, как ночь, широк и чуден,

Я усну, и будет сон мой долог.

Будет долог, тих и непробуден.

Придя к обоготворению смерти, почему же, однако, гр. Кутузов продолжает жить?

Единственно только по малодушию,- отвечает он сам в стихотворении: "Свиданье со смертью", весьма напоминающем известную басню: "Крестьянин и смерть" {21}:

Она ко мне пришла и постучалась в дверь,

И я узнал тот стук, но с холодом испуга

"О, знаю,- я сказал,- я звал тебя, как друга,

И не страшусь тебя - приди, но не теперь".

Смерть оказывается очень покладистой:

...и дверь приотворив,

Она кивнула мне с упреком головою,

И было много так печали и любви

В слетевшем с уст ее участливом: "Живи!"

98

XI

Если не ошибаюсь, стихотворения гр. Кутузова, несмотря на заслуженную известность автора, не подвергались еще обстоятельной критике; а потому я считаю не лишним дополнить свой разбор несколькими замечаниями касательно формы и внешней технической стороны. Стих нашего поэта, вообще ясный и простой, свободный и изящный, лишен большею частью сжатой, сосредоточенной силы и широкого размаха. Это, конечно, недостаток едва ли устранимый, да в настоящую эпоху, пожалуй, приходится считать его достоинством. Во всяком случае самое слабое и расплывчатое стихотворение нашего автора имеет гораздо более общего с истинною поэзиею, нежели такое, например, размашистое произведение новейшего декадентства: