Григорий Ландау - Сумерки Европы

Разумѣется, въ этомъ разсужденіи я разсматриваю мораль психо-соціально, а не нормативно, какъ соціальную функцію, а не какъ императивъ. Во второмъ самодовлѣющемъ смыслѣ едва ли бываетъ различіе между эпохами и во всякомъ случаѣ такое различіе, быть можетъ, и не въ пользу нашего времени, ибо при исключительности его требованій и нарушенія должны быть особенно частыми и глубокими. Но самая эта исключительность и даетъ нужную мнѣ характеристику. Люди нашего времени не выдерживали его требованій — пусть даже меньше чѣмъ люди другихъ эпохъ; но требованія эти превышали требованія другихъ культуръ.

Такова эта мнимо-матеріалистическая, мнимо безыдейная культура, будто погрязшая въ корыстныхъ интересахъ и во внѣшне поверхностной жизни. Таковой по замѣчательному недоразумѣнію сочли эпоху исключительной героической геніальности, творчества и морали, самоупоенія духовной мощью и отваги безогляднаго строительства.

Есть и еще одна существенная сторона этой эпохи, которую необходимо хотя бы вкратцѣ отмѣтить. Я имѣю въ виду ея гуманизмъ. Исторически онъ можетъ быть прослѣженъ къ возрожденію, реформаціи, революціи; но систематически онъ связанъ непосредственно съ міросозерцаніемъ ново-европейской культуры, и эту систематическую связь здѣсь и надлежитъ сжато установить.

Двѣ черты ново-европейскаго комплекснаго міропостроенія имѣютъ въ этомъ отношеніи рѣшающее значеніе. Съ одной стороны его глубинный реализмъ, и съ другой отсутствіе образа тотальности и слѣдовательно ослабленность религіознаго момента. Пафосъ духа обращенъ не на цѣлое, обращенъ на реальное, на реальную дробность; въ ней есте-ственно первое, исключительное мѣсто занимаетъ человѣкъ. Если тотальность не воспринимается въ качествѣ живого единства, къ которому можетъ быть и должна быть соотнесена человѣческая судьба, то эта судьба остается независимой и самодовлѣющей; и будучи разсматриваема въ реалистическомъ свѣтѣ комплекснаго міропостроенія, остается судьбой земной, выдвигаетъ задачу земного ея устроенія.

Сообразно тому же комплексному мотиву, выдѣляющему предѣльный элементъ, какъ подлинную реальность — изъ человѣчества, изъ его коллективовъ естественно былъ выдвинутъ въ качествѣ подлинной реальности ихъ предѣльный элементъ, а именно человѣческая личность. Она оказалась носителемъ бытія и задачъ; коллективы, человѣчество, какъ и все другое, стало въ свѣтѣ комплекснаго мотива лишь производнымъ отъ нея, лишь комплексомъ личностей; а такъ какъ эти комплексы являются тоже своего рода реальностями, то съ особой силой и сознательностью была поставлена задача организаціи личностей въ коллективы. Задача выдѣленія и освобожденія личности, и организація освобожденныхъ личностей — явились специфическими, сознательно поставленными цѣлями ново-европейской культуры.

Самоутвержденіе личности шло не только изъ этого источника. Выше было отмѣчено, съ какой настоятельностью это сознаніе вырастало изъ существа комплекснаго міропостроенія, въ которомъ человѣкъ оказывался не букашкой въ неизмѣримой природѣ, не винтикомъ въ грандіозномъ механизмѣ, не предопредѣленной въ тотальномъ единствѣ песчинкой, а самостоятельнымъ строителемъ второй природы, претворяющимъ ее изъ независимой точки своего сознанія и активности. Изъ этого строительства, изъ волевого самоутвержденія, изъ построенія на самостоятельно провѣренныхъ предпосылкахъ — т. е. изъ техники, категорической морали и гносеологіи — съ большей силой опредѣлилось человѣческое самоутвержденіе, нежели изъ образа эллинской калокагатіи, или иныхъ историческихъ отраженій.

Такъ сталъ человѣкъ задачей, опорной точкой и строителемъ; такъ открывались передъ нимъ неограниченныя дали. Но вмѣстѣ съ тѣмъ — какъ и въ другихъ случаяхъ — ставшее самодовлѣющимъ индивидуалистическое устремленіе въ своемъ продолженіи перешло на путь разрушенія. Личность, неудерживаемая въ качествѣ неразложимаго предѣльнаго единства, подверглась психологистическому разложенію на составные элементы. Отсюда развалъ импрессіонизма въ раз-ныхъ его разновидностяхъ, въ частности въ томъ декадансѣ конца вѣка, который въ плоскости субъективно-гуманистической приблизительно совпалъ во времени съ объективно техническимъ расцвѣтомъ ново-европейской эпохи и заслонилъ его отъ общаго вниманія привычностью своего литературно отраженнаго выраженія.

Выше было отмѣчено, что сила и успѣшность массоваго техническаго строительства опиралась на объективный характеръ его заданія и предмета; но въ своемъ гуманистическомъ устремленіи комплексный мотивъ приходилъ въ утвержденіи личности къ подчеркнутому утвержденію субъективности; и такъ какъ эта субъективность была связана съ культурными воспоминаніями, съ литературной традиціей, съ исторически данной словесностью, съ правовой идеей и риторикой, со всѣмъ аппаратомъ интеллигентскаго сознанія, то въ этомъ сознаніи онъ и выдвинулся на первое мѣсто, заслонивъ собою глубинный процессъ объективнаго строительства. Отсюда въ концѣ прошлаго вѣка на поверхности приходилъ къ саморазвалу литературно-артистическій интеллигентскій субъективизмъ, вводя въ заблужденіе представленіемъ общаго упадка; между тѣмъ, какъ на дѣлѣ подальше отъ литературныхъ кружковъ и внимающей имъ газетно-книжной публики проходилъ съ неизмѣримой силой внутренній безмѣрно могучій объективно-строительный процессъ. Впрочемъ, безспорно онъ уже пробивался и наружу и отметалъ накипь гуманистически литературнаго разложенія отраженіями своего объективнаго строительства.