Антон Прокопьев - Аненербе. Страшная тайна Третьего рейха

Несколько идеализированное представление о тайных, не правда ли? Пройдет совсем немного времени и это представление будет жестко скорректировано практикой Третьего рейха.

Куда-то исчезнет благость и дружелюбие владык тайного знания. Останется лишь жесткий вектор к мировому господству любой ценой и любыми средствами.

По мнению Бержье и Повеля, корни этого явления можно найти именно в стремлении к обладанию силой: «Определение нацизма как явления, противопоставившего себя христианству, по крайней мере поднимает нас до уровня, с которого уже можно судить об этом исключительном моменте истории.

Проблема именно в этом. Мы не будем защищены от нацизма или от каких-то иных форм люциферовского духа, с помощью которого фашизм набросил тень на весь мир, если не попытаемся осознать самые фантастические аспекты его авантюры и не бросим ей вызов. Между гитлеризмом — трагической карикатурой на люциферовское честолюбие, и ангельским христианством, также имевшим свою карикатуру в социальных формах; между искушением достигнуть уровня сверхчеловека, взять небо штурмом, и искушением сослаться на идею или на Бога, чтобы перешагнуть через человечность; между призванием зла и призванием добра, равно великими, глубокими и тайными; между огромными противоречиями, движением человеческой души и, несомненно, коллективной несознательности — разыгрываются трагедии, о которых условная история не дает полного отчета.

Кажется, что она совершенно отказывается осознать это, как бы из страха помешать спокойному сну обществ. Кажется, что историк, пишущий о нацистской Германии, не желает знать, кем же был разбитый враг. В этом его поддерживает общее мнение, потому что описание разгрома подобного врага со знанием дела требует такого понимания мира и человеческих судеб, которое соответствует масштабу победы. Легче думать, что злобным маньякам в конце концов помешали вредить и что в конечном счете добрые люди всегда правы. Верно, — это злобные маньяки. Но не в том смысле, не в той степени, как это понимают «добрые люди». Условный антифашизм был, кажется, изобретен победителями, нуждавшимися в прикрытии своей пустоты. Но пустота втягивает в себя окружающее».

«Известно, что нацистская партия открыто и даже шумно провозгласила себя антиинтеллектуальной, что она жгла книги и отвергала физиков-теоретиков, относя их к «юдомарксистским» врагам.

Менее известно, во имя какого объяснения мира она отбросила официальные западные науки. Еще менее известно, на какой концепции человека остановился нацизм, по крайней мере — в умах некоторых его главарей. Если бы это было известно, то последняя мировая война была бы правильнее понята в рамках великих духовных конфликтов: история вновь обрела бы дыхание «Легенды Веков».

Эта мысль о скрытых возможностях человека весьма существенна. Она часто ведет к отрицанию науки и презрению к обычным людям.

Для тех, кто покорен этой мыслью, реально существуют очень немногие. Быть — это значит быть совершенно отличным от всех.

Обычный человек, человек в естественном состоянии — только личинка, и Бог христиан — всего навсего пастырь личинок».

Подобный подход был для нацистов неприемлем. Идея Сверхчеловека, искаженно воспринятая от Ницше, давала куда более широкий размах их практике, нежели «банальное» христианское смирение.

Что может быть ценного в добродетели, если она не дает власти над миром?

Среди десятков тайных обществ разной степени конспирации наиболее секретным было общество Зеленого Дракона.

Этот загадочный орден был проанализирован в книгах Жака Робена и Рене Алло. Любопытно, что к этому сообществу относились и первые лица Российской империи, а также их приближенные.

Сергей Зубков в своем исследовании «Оккультная мистика Третьего рейха» пишет: «Именно Алло впервые обратил внимание на символическую роль зеленого цвета в ритуалах СС. Этот цвет связывался с мусульманским миром, указывал также на рост и продуктивность. Алло нашел его даже в любимой письменной ручке шефа Черного ордена Генриха Гиммлера.

Робен продолжает эту эзотерическую линию. Как истинный последователь Генона, он разделяет несколько его установок. Первая касается принципа развития: оно идет от изначальной полноты и совершенства по нисходящей ко все более и более глубокой профанации традиции.