Array Сборник статей - Неизвестная война. Правда о Первой мировой. Часть 1

Бедному кадету уже стал являться призрак новых внутренних потрясений, и, кажется, он уже с ними смирился, что явствует из текста 30 августа: «Настроение общества революционное; по-видимому, в недалеком будущем революция произойдет, но лишь бы бескровная». В ту же копилку народного недовольства пошли новые действия власти: «По высочайшему повелению приостановлены заседания Думы до начала ноября, не позднее. Впечатление произвело на всех тягостное. В обществе много разговоров не особенно лестных по адресу начальства; поговаривают об однодневной забастовке в знак протеста». Если этот слух не вызвал у Алексея Васильевича протеста, то другой – о забастовке железных дорог он встретил с негодованием» это было бы для раненых бесчеловечным поступком». Трехдневную забастовку трамваев в Москве 5–7 сентября «в знак протеста против приостановки заседания Государственной Думы», как заявили ее рабочие депутаты, он воспринял крайне спокойно, даже не откомментировав. Зато назвал «замечательными» резолюции двух съездов – городского и земского, в которых «говорится, что мысли и чувства всех граждан слиты в стремлении к победе и в желании помочь воинам, но этому препятствует безответственность власти, ее оторванность от страны, ее глубокое расстройство и бессилие ; требуется решительный поворот на новый путь», выделено автором дневника.

11 сентября вновь жалобы: «У всех какой-то сумбур в голове. Настроение тяжелое благодаря неудачам на войне и тревожному внутреннему политическому состоянию». Даже возвращение Луцка (под 12 сентября) настроения не подняло. Обрадовало лишь сообщение о том, что атаки под Двинском (ныне Даугавпилсом) отбиты ураганным огнем, «следовательно, снаряды у нас подвезли». И это уже достижение [192]… Слух о введение предварительной цензуры («с точки зрения полезности для войны») напугал – «опять будут большие стеснения для литературы и науки»; к счастью для этих видов культуры предложение не было одобрено Госдумой.

Конец сентября ознаменовался прорывом австро-германского фронта в Галиции на Стрыпе (притоке Днестра) [193], что, впрочем, не изменило общественных настроений в стране. «В обществе большое недовольство против правительства, правые элементы начинают леветь. Открыто говорят о влиянии на царя такого прохвоста, как Григорий Распутин». Начались и экономические трудности – «страшная дороговизна на все продукты 1-й необходимости в тылу. Кроме того, – перемены психики солдат на фронте. После захвата Чарторыйска «в сильном ожесточении против немцев наши солдаты перекололи весь 2-й гренадерский германский полк». После некоторого затишья в начале ноября партизаны совершили дерзкий налет «в глубь германских войск юго-западнее Пинска (у Невеля) и захватили штаб 82-й германской дивизии (2-х генералов, доктора, 3-х офицеров и нижних чинов) в плен, уничтожив гранатами прикрытие; наши потери: 2 убитых, 9 раненых». Разумеется, это общей картины не изменило. Настроение приехавшего с фронта 26 ноября главного библиотекаря РИМа К. С. Кузьминского «самое безотрадное; в успехе войны сомневается». Видимо, с этими настроениями были связаны и некоторые признаки, свидетельствовавшие о склонности к завершению войны… Фрейлина императрицы М.В Васильчикова хлопотала о заключении сепаратного мира России с Германией, за что, однако, подверглась опале и ссылке в имение сестры. Сам император в речи Георгиевским кавалерам 20 декабря объявил о готовности продолжать войну – «Я не заключю мира, пока не изгоним из пределов наших последнего неприятельского воина» и «Заключю лишь в полном согласии с нашими союзниками». Воинственные настроения Верховного главнокомандующего поддерживались известиями о сильных боях у Припяти -19 декабря, на Буковине, на галицийском фронте, где они начались 17 декабря и к 27-му увенчались некоторыми успехами.

29-го Алексей Васильевич пишет: «Бои в Буковине, по-видимому, были колоссальны, судя по газетам, у противника одних раненых 100 000 человек! Сколько же мы потеряли?»

В тылу по-прежнему пытались собирать деньги – то Сибирское общество помощи больным и раненым («на улицах давали мало»), то «в пользу русских солдат, находившихся в плену». Однако благотворительные общества оказались не на высоте: в Красном кресте обнаружилось воровство: «выкрали в одном из здешних отделений прошлогодние подарки на Рождество солдатам в окопы! В числе воров какой-то князь, поп и др.!!» На Рождество же в доме Орешникова появились торт и колбасы, закупленные вместе с преданным ему дворником, впоследствии уже после революции поддерживавшим и подкармливавшим своего бывшего хозяина.