Array Сборник статей - Неизвестная война. Правда о Первой мировой. Часть 1

Начало третьего тысячелетия от Рождества Христова в Российской федерации – время мемуаров и генеалогических изысканий – профессиональных и любительских. Несмотря на отсутствие свободы прессы, идет вал публикаций воспоминаний, писем, дневников. Страна словно торопится передать вечности образы дорогих родственников и друзей, воскресить их для следующих поколений, а утописты пытаются опытом предков предостеречь их далеких потомков.

И теперь выходит к читателю то, что десятилетиями пролежало в архивах, зачастую под грифом «секретно». Среди гор этих публикаций выделяется огромный двухтомный дневник великого российского нумизмата и знатока искусства Алексея Васильевича Орешникова (1855–1933). Он охватывает время с 1915 года вплоть до начала 1933. Текст к печати был подготовлен Н. Л. Зубовой [175].

Сын московского торговца юфтью, автор дневника вынужден был до 30 лет помогать отцу, и лишь после его смерти бросил торговлю, чтобы заняться любимым, но отнюдь не доходным делом – нумизматикой. Интерес к ней пробудила мать, подарив ему еще в детстве рубль Петра Первого. Пристрастие укрепилось во время итальянской поездки, предпринятой ради лечения туберкулеза, болезни, безжалостно косившей и молодых, и старых. Из Италии будущий ученый привез коллекцию античных монет. В своем увлечении он не был одинок. Многие отпрыски первых российских буржуа проделывали сходный путь. Алексею Васильевичу повезло. В то самое время, когда он освободился от отцовского «бизнеса» и болезни, в Исторический музей Александра III, набирали сотрудников. Занимался этим Иван Егорович Забелин [176]. Орешников оказался одним из первых служащих еще не существовавшего музея. И. Е. Забелин поручил молодому человеку вести инвентарную книгу новых поступлений в музей, чем тот и занимался вплоть до смерти. Привыкший к аккуратности в торговых делах, он так же тщательно вел и научную летопись музея, а заодно и собственный дневник.

«Дневник» огромен и чрезвычайно интересен, но я ограничусь попыткой взглянуть на записи А.В Орешникова, посвященных военным действиям на Восточном фронте (преимущественно в Юго-Западном конце) [177]и реакции «общества» на эти действия.

Первая из сохранившихся тетрадей орешниковского дневника начинается 1 января 1915 года [178]с сообщения, что «в Закавказье разбили турок» [179]. Военные и связанные с войной известия в январе еще не очень часты, они тонут в описании впечатлений мирных – от выставок, разных спектаклей (драматических и оперных, особенно любимых автором) и различных происшествий на службе. Однако уже 15 января известие о смерти знакомого корнета Сумского полка заставляет Алексея Васильевича воскликнуть: «Сколько знакомых имен убито!» [180], а 16-ого он записал: «Мнение всех военных, что война скоро не кончится». 22 января в музее хранитель рассматривал «предметы, относящиеся до войны: лубочные картины, немецкие воззвания, предметы немецкого вооружения – ружья, каски, иностранные военные ордена и т. п. воспоминания об ужасной войне».

20 января автор пересказывает газетные новости: «нас немцы попятили из Восточной Пруссии. Многие носы повесили, видя в этом неуспех». 4, 6–7 и 9 февраля Орешников ограничивается фиксацией слухов: «на прусском фронте наши дела плохи, будто бы нас окружают немцы»; «Тревожные слухи с прусского фронта, говорят, из Гродны бегут»; «говорят, полкорпуса наших попали в плен, а тяжелые пушки мы потопили».

В марте дом Орешниковых стали посещать участники войны: 4 марта был П. П. Муратов, который на вопрос хозяина дома «победим ли мы врага, ответил, что теснить их можем, но разбить германцев трудно». На следующий день сестра милосердия О. Н. Рохманова, освобожденная от немецкого плена и получившая медаль на георгиевской ленте, рассказывала, что «немцы всех санитаров ограбили». 8 марта в дневнике появилось сетование на то, что «в изданиях «Петроградский телефон», «Вечерние известия» постоянно печатается ложь о военных событиях, фабрикуемая в редакциях». Наконец, 9 марта «разнесся слух, что Перемышль взят [царскими войсками – А. Х. ], по-видимому справедливый [181]: Москва, по распоряжению полиции, украсилась флагами… На улицах шли толпы манифестантов с пением «Спаси, Господи». Торжества продолжались и на следующий день: «В Москве шумные манифестации по случаю взятия Перемышля; жаль, что местами появляется хулиганство». 20 марта пришла печатная информация «об истреблении и пленении нескольких австрийских батальонов, перешедших границу близ Хотина». В тот же день «через Москву вели австрийских пленных, взятых в Перемышле; народ добродушно к ним отнесся, угощали папиросами. Но к чему устраивать такие триумфы победителей? Я не пошел» – 21 марта признается Алексей Васильевич, до мозга костей гражданский человек. Тем не менее, думается, он не мог не знать того, что город окружен крепостью протяженностью 45 километров [182].