Array Сборник статей - Отечественная война 1812 года. Неизвестные и малоизвестные факты

Совсем другое отношение к нему было в среде солдатской и офицерской, здесь его назначение вызвало полный восторг. По воспоминаниям H. Н. Муравьева-Карского, «известие сие всех порадовало не меньше выигранного сражения. Радость изображалась на лицах всех и каждого». Историк Н. К. Шильдер описывает поездку Кутузова к войскам как триумфальное шествие: «11-го (23-го) августа, в воскресенье, князь Кутузов выехал из Петербурга в армию. Народ толпился по улицам и провожал полководца пожеланиями счастливого пути и восклицал: «Спаси нас, побей супостата!» <���…> Дальнейший переезд его к армии имел вид непрерывного торжественного шествия; жители городов и селений стекались на дорогу, по которой он был должен проехать; многие, приветствуя его, становились на колени. Вряд ли кто, отправляясь на поле брани, был сопровождаем более усердными благословениями».

В лице Кутузова народная война обретала свой символ. Он делался средоточием народных чаяний и надежд. Думаю, и в облике его было то, что внушало доверие и уверенность в конечной победе. Людям, знавшим Кутузова вблизи, он представлялся сложным и противоречивым, нередко безнравственным и лицемерным.

Но сами его противоречия имели глубоко национальную природу и на далеком расстоянии сливались в единый образ народного героя. Да, это был человек XVIII века с его примитивными представлениями о бытовой морали, не очень разборчивый в средствах, карьерист, ловкий интриган. Все так. Но в то же самое время – любимец Екатерины II, талантливый военный, храбрый и осторожный, он имел за плечами суворовскую школу, к тому же был блестяще образован, свободно владел несколькими языками. Находясь много лет в Турции в должности русского посла, Кутузов проявил себя как незаурядный дипломат, хорошо постигший восточный менталитет. Да и в нем самом европейская образованность соединялась с восточной хитростью. Кутузов любил и умел хорошо пожить, ценил комфорт, но легко переносил тяготы походной жизни. Он не был равнодушен к славе, но еще больше любил деньги и власть.

В нем органично сочеталось, казалось, несочетаемое. До глубокой старости, несмотря на дряхлость и физические недостатки, он пользовался успехом у женщин, был на редкость обаятельным. По воспоминаниям генерала С. И. Маевского, «природа одарила его прекрасным языком, который восходил до высокого красноречия. (…) Можно сказать, что он не говорил, но играл, это был другой Моцарт или Россини, обвораживавший слух разговорным своим смычком». Он был остроумен, умен и с одинаковой легкостью находил общий язык и с великосветской красавицей, и с русским солдатом. Интересно, что по своему психологическому складу Кутузов очень напоминал И. А. Крылова. Недаром Крылов чувствовал в нем родственную душу и прославлял в своих баснях. А в баснях мы видим живого Кутузова.

Крылов с самого начала войны очень чутко улавливал народные настроения. В его первых же баснях, посвященных начальному этапу военных действий, мы читаем:

Современники за этими словами легко угадывали споры в Главной квартире о том, как следует вести боевые действия. Суммируя многочисленные свидетельства на этот счет, историк Н. К. Шильдер писал: «В многолюдной главной квартире шумели, интриговали среди обстановки, затруднявшей всякую разумную деятельность… Предложения противоречили одно другому и давали только повод к постоянным совещаниям, которые (…) сильно раздражали Барклая, не одаренного способностью говорить и спорить… Но при всех рассуждениях руководствовались ошибочной оценкой сил, которыми в действительности располагал Наполеон».

Как человек гражданский и далекий от военной науки, Крылов вряд ли мог иметь собственные представления о том, как следует воевать. Но он руководствовался здравым смыслом. Прекрасно понимая, что Барклай де Толли – это полководец, не облеченный доверием армии и народа, он был уверен, что Барклай не способен эффективно командовать войсками, даже если избранная им тактика правильная. Крылов понимал то, о чем так блестяще скажет Толстой в своем гениальном романе: дух войска важнее стратегического искусства полководца. Поэтому, если сама идея отступления не встречает поддержки в войсках, оно бессмысленно. Если Кот из крыловской басни, поедающий жаркое, легко ассоциировался читательской аудиторией с Наполеоном, захватывающим русские города, то под поваром, скорее всего, подразумевался сам царь со свойственной ему в этот период набожностью и со всегда присущими колебаниями в решении важных вопросов. Это к нему были обращены заключительные строки басни: