Джордж ван Фрекем - Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера

Это лишь несколько примеров, взятых из философской школы, глубоко повлиявшей на германский образ мысли. Она постулировала превосходство германского народа, его миссию по спасению человечества, ничтожность индивида и абсолютное главенство государства. Эти идеи, порой дословно, можно найти в публикациях фолькистов, пангерманцев и нацистов. Более того, в конце XIX – начале XX века было опубликовано несколько антологий, содержащих высказывания романтиков и философов-идеалистов. Некоторые сборники такого типа, например «Справочник по еврейскому вопросу» Трейчке, выходили невероятными тиражами и переиздавались вплоть до конца Третьего рейха.

Кое о чем националисты предпочли забыть. Например, о провидческих предсказаниях романтика Генриха Гейне (1797—1856), который был евреем. «Христианство – и в этом его главная заслуга – сумело несколько сгладить грубость германского воинственного духа, но не смогло его уничтожить. И когда крест, этот укрощающий талисман, потеряет силу, тогда вновь восстанет древняя дикость, бессмысленная ярость неистовых воинов, о которой столько писали нордические поэты. Этот талисман ветшает, и настанет день, когда он падет. Тогда окаменевшие древние боги поднимутся и сотрут со своих глаз пыль тысячелетий. И наконец со своим гигантским молотом выпрыгнет Тор и сокрушит готические соборы…

Когда придут эти времена, вы услышите такой гром, какой еще не раздавался в истории человечества. Знайте: это германская молния наконец ударила в цель. От этого ужасного грохота с небес падут орлы, а львы в самых дальних уголках африканских пустынь, поджав хвост, уползут в свои царственные логова. В Германии же начнется такое, по сравнению с чем Французская революция покажется невинной идиллией. Это время придет» 38.

С Гвидо фон Листом и Йоргом Ланцем фон Либенфельсом мы уже встречались в первых главах. Мы помним, что труды этих австрийских мифотворцев-визионеров были широко известны и оказали непосредственное влияние на Germanenorden и его филиал, общество Туле. И Лист, и Ланц считали, что германская раса – это народ божественных людей, забывших на время о своем божественном происхождении. Однако в ближайшем будущем этот народ вновь обретет свое законное положение властелина мира и будет использовать другие расы в качестве рабов. «В своих описаниях тысячелетнего царства [Лист] охотно пользовался мифологическими параллелями, взятыми из средневековой германской апокалиптической литературы, нордическими легендами и теософией. Он пересказывал средневековую легенду об императоре Фридрихе Барбароссе, спящем в горе Кифхаузер. Придет час, и он проснется. Тогда – как прелюдия к установлению тысячелетнего царства и мирового германского владычества – на мир обрушится сокрушительная волна тевтонского гнева. Эта история основывается на целом комплексе средневековых легенд о тысячелетнем царстве, которые кристаллизовались первоначально вокруг императорских фигур династии Гогенштауфенов» 39. (Не случайно план своего вторжения в Россию Гитлер назовет «операция Барбаросса».)

Лист также стал выразителем глубоко укорененных в германском народе ожиданий прихода Спасителя, Herzog , который избавит народ от вековой нужды и поведет его к светлому будущему. Эта потребность во всемогущем вожде была составной частью германского менталитета задолго до того, как «сильный человек» стал синонимом фашизма во многих странах Европы. Фюрера (вождя) ждали, на него молились задолго до того, как он обрел облик Адольфа Гитлера. Гитлер же сумел сыграть эту роль так, что в германском народе включились подсознательные механизмы и он отозвался на призыв фюрера с религиозным фанатизмом. «Отчаянное призывание вождя, – пишет Гюнтер Шольдт, – порождалось жгучим желанием найти того, кто сможет внести смысл в эти безбожные времена, подавляющие человека избытком личной ответственности и вызывающие в нем обостренное чувство одиночества» 40. В этой связи он приводит слова Бруно Брема: «Подобная мечта есть у всякого народа: когда князья и властители, мудрецы и священники не знают, как быть дальше, потому что законы бессильны, вера слабеет, а люди в замешательстве. Но вот из гущи народа выходит неизвестный человек, чтобы спасти всех. Его никто не звал лично, но к нему взывали. Люди видят этого человека, они чувствуют, что он пришел в самый последний момент, они узнают в нем самих себя и неожиданно понимают, к чему стремятся» 41.