Джордж ван Фрекем - Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера

Гитлер считался посредником между Народом и Богом, пишет Шольдт. «Торжественно проходит он / в молчании сквозь свою коричневую армию, / как священник, который благословляет / прорастающие семена». Однако Гитлер – это не просто священник, он – спаситель, посланный Богом, исполнитель и инструмент божественного вмешательства. «Фюрер приказал – значит, это воля Бога». В стихотворении, обращенном к [покойной] матери Гитлера, есть строчка: «Ты дала нашему народу спасителя» 329. Во многих домах можно было увидеть алтари, посвященные Гитлеру как божеству. Люди, чьей руки он коснулся, не мыли ее неделями и почитались в своих деревнях за святых. Паломники, бывшие в Оберзальцберге, хранили как драгоценность камешки, на которые ему случалось наступать. Розы, улицы, церковные колокола, деревни и дети назывались и переименовывались в его честь, Рейхсканцелярии в Берлине приходилось неоднократно вмешиваться, чтобы отделять великое от смешного.

Сам Гитлер способствовал тому, чтобы превратить свою невероятную популярность в восхваление, почитание и обожествление. «В особенности во время речей, обращенных к старым борцам, после минуты молчания в память павших он часто впадал в совершенно экстатический тон. Загадочными фразами он словно мистически причащал их. Наконец лучи прожекторов опускались на середину арены, и флаги, мундиры и музыкальные инструменты сияли багрянцем, золотом и серебром. Я всегда чувствовал, – кричал он в 1937 году, – что человек, пока он жив, должен стремиться к тем, кто помог ему создать свою жизнь. А чем была бы моя жизнь безо всех вас? То, что вы нашли меня, поверили в меня так давно, придало новый смысл вашим жизням, поставило перед вами новую задачу. То, что я нашел вас, сделало возможными мою жизнь и мою борьбу!

Годом ранее, на таком же собрании он выкрикивал: “И разве мы не переживаем сейчас вновь то чудо, что свело нас вместе! Когда-то давно вы услышали чей-то голос. Ваши сердца отозвались, и вы пошли за этим голосом. Годами вы шли за ним, но даже не видели, кому он принадлежит; вы просто слышали голос, и вы шли. И встречаясь здесь, мы все исполнены трепета от этой встречи. Не каждый из вас может видеть меня, и я вижу не каждого. Но я чувствую вас, а вы чувствуете меня! Именно вера в наш народ сделала нас, лилипутов, великанами, сделала нас, бедняков, богачами и из сомневающихся, разочарованных, беспокойных людей сделала храбрецов и героев. Она дала нам, заблудшим, возможность видеть, и она спаяла нас воедино”» 330.

Немецкие дети, стоя на коленях у своих кроваток, молились: «Я складываю ладони и преклоняю голову, / и думаю об Адольфе Гитлере, / который дает нам работу и хлеб / и помогает нам в каждой нужде». Звезду на верхушке елки заменили светящейся свастикой. И самой задушевной рождественской песней была следующая: «Тихая ночь, святая ночь. / Все спят, на посту лишь один: / Адольф Гитлер хранит судьбу Германии. / Он ведет нас к величию, славе и счастью» 331.

Водоворот перемен порождал замешательство и неуверенность. И все же тоска по смыслу, который мог бы придать значимость этой жизни, сопровождалась предчувствием, что новый золотой век на подходе, что создается новый мир. На «стыке истории», около 1880 года, мыслители, поэты и художники, восприимчивые к духу времени, выражали идею о новом человеческом существе и даже говорили о необходимости его появления. Предчувствие высшего существа, способного создать новые ценности и новый мир, является одним из самых разительных признаков фундаментальных исторических перемен.

Самым проницательным интерпретатором этих поворотных времен является Фридрих Ницше (1844—1900). Многие его прозрения оказались столь проникновенными, что вдохновляли многих философов на протяжении XX века и до сего дня. Читая авторов, комментирующих Ницше, часто удивляешься, до какой степени его личность воспринимается в отрыве от Германии, где он вырос, общие черты которой мы набросали в предыдущих главах. Это прямо противоречит одному из основных положений мышления самого Ницше – «перспективизму», согласно которому каждое событие и каждое существо определяется условиями и зависит от обстоятельств, в которых оно появляется и живет. Всякий человек понимается в исторической перспективе.

Неудивительно, что в работах Ницше мы встречаемся с основными темами фолькистского мышления – одни он подтверждает, другие осуждает. Его знаменитая фраза о том, что «бог мертв», означает – это часто понимают неверно, – что образ христианского бога перестал быть приемлемым на Западе. Это значит, как пишет Ницше в своей «Веселой науке», что «вера в христианского бога вышла из доверия». «Это величайшее событие современности», – писал он в 1882 году. Ницше считал «христианскую концепцию бога самой порочной из всех, что появлялись на земле», главным образом потому, что реализация жизненных целей переносилась из этого земного мира в фиктивный загробный. Для Ницше смерть христианского бога являлась «кардинальным событием новейшей истории и современного мира, призраком, стоящим за каждой его значительной мыслью» 332. Фундаментальный смысл этих утверждений в том, что европейское средневековье с его христианской цивилизацией подошло к концу.