Николай Добролюбов - Внутреннее обозрение

– Однако же при Пушкине не восхищались, а бранили…

– Как так? Значит, вы не дочитали у Пушкина конца описания… Как же, помилуйте, – ведь оно оканчивается таким образом:

Видите, решительно то же самое, что теперь: и работы начались, и надежды те же… Нет, надежды даже больше: вы не говорите по крайней мере, что Одесса покроется «кованой броней».

Все рассмеялись, но, видимо, были смущены своим литературным невежеством: как, в самом деле, не знать, что еще Пушкин описывал начало тех работ, которые хотят начать теперь.

– Впрочем, говоря серьезно, – заключил я, – надо сознаться, что в эти тридцать пять лет мы много двинулись вперед, и, судя по этому, следует ожидать, что теперь и работы одесских мостовых пойдут в уровень с общим движением.

Собеседники остались очень довольны моим заключением.

Надеются также, что и дороги к пристаням будут очень скоро устроены. А то теперь путь от одесских пристаней в Европу – самый привольный; только до пристани добраться трудно. Мне рассказывали, что был тут такой год, когда за перевоз пшеницы из одесских амбаров по Пересыпи до корабля приходилось платить вдвое более, чем затем весь фрахт от Одессы до Марселя. Говорят даже, что некоторые почти разорились от такого казуса, вовсе не входившего в их соображения.

Из Одессы во все стороны, впрочем, вы можете ехать отлично. Например, мне нужно было в Нижний; самый удобный путь – через Таганрог и Ростов, по Дону, потом переезд в 70 верст до Царицына, а дальше по Волге. По этому пути везде заведены пароходные сообщения; чего бы, казалось, лучше? Однако же я предпочел ехать сухим путем на Харьков и Москву. Сухой путь, видите, хоть и очень беспокоен, но все же имеет некоторую определенность: можно рассчитывать добраться до Нижнего, например, в 12–14 дней. Относительно пароходного сообщения этого никогда не высчитаешь. Я уже не говорю о «корреспонденции пароходов», какая в употреблении, например, в Швейцарии: этого, конечно, нельзя и требовать от наших пароходных компаний… Устрой-ко такую корреспонденцию – такая катавасия пойдет в расчетах и отчетах, что акционеры последних денег своих лишатся… Половина доходов, например, Черноморского пароходства окажется в Кавказе и Меркурии {47}, а три четверти выручки Меркурия – в Волжско-Донском пароходстве, которое всю сумму издержит на поимку беглых работников, а потом г, Кокорев объявит акционерам, что все зло от того, что по Волге телеграфов не устроено… {48}Нет, до корреспонденции разных компаний куда же нам. Но хоть бы каждая компания сама-то по себе вела дело не для собственной утехи, а для удобства публики – так и того нет. Как вы думаете, например, сколько времени нужно, чтобы доехать до Таганрога от Одессы на пароходе Черноморского общества?.. Сутки полторы, двои?.. Нет, неделю!.. От Марселя до Константинополя вы едете неделю, я тут почти столько же! А затем в Таганроге ждите, пока пароход пойдет до Ростова, в Ростове ждите опять, и никто не ведает заранее, сколько времени; доехав до Царицына, опять ждите, и по самому короткому расчету – вы путь этот совершите в три недели, а то, пожалуй, и в четыре, то есть так, что пока вы едете от Одессы до Нижнего, можно в Америку съездить и назад вернуться.

И предпочел я сухой путь, и хорошо сделал. Дорога, правда, была убийственная до самого Харькова, но зато разнообразная: иную станцию всю трясет вас довольно равномерно, так что к концу ее вы даже подлаживаетесь к дороге и в такт подскакиваете, как верховые ездоки на английский манер; а на другой станции вас время от времени только подбрасывает, так что вы невольно вскрикиваете, воображая, особенно с непривычки, что вас совсем выкинет из телеги… Последний род тряски самый неудобный для «сближения с народом», о котором так хлопочет г. Пиотровский {49}и другие господа: я хотел было завести разговор с моим ямщиком, но только что раскрыл рот, меня подбросило и я прикусил язык; оправившись, я опять решился сделать какой-то вопрос, но не успел кончить, как меня снова подбросило и опять я прикусил язык, да на этот раз уж так, что чуть не всплакал от боли… Тем и кончилась на тот раз моя попытка сближения с народом.

Но если дорога беспокоила меня, зато отрадно было патриотическому сердцу смотреть вокруг – на этот безграничный пустырь, на эту степь, которой действительно глазом не окинешь…