И Тертерян - Мир Жоржи Амаду

В фольклорном искусстве, расцветшем в Баия и распространившемся отсюда по всей Бразилии, исследователи различают исходные негритянские, индейские или иберийские элементы, но все это сплавлено в новое, самобытное целое - бразильское. Буйный, многодневный праздник - карнавал - родился из соединения традиционного празднества европейского средневекового города и языческого праздника в честь наступления осени. Борьба, которой занимались негры-рабы из Анголы на потеху белым сеньорам, обросла музыкой и песнями и превратилась в капоэйру - уникальную борьбу-танец, где каждый выпад сопровождается сложными акробатическими движениями.

Стойкой и отчаянной борьбой бразильские негры добились отмены рабства (в 1888 г.), а значительно позже - и признания права сохранять свои племенные культы. Священники вынуждены были мириться с тем, что праздники католических святых сопровождаются языческими процессиями и танцами, что, начавшись утром в церкви, праздник заканчивается ночью всеобщей пляской на радении - кандомбле (или макумбе). К тому же эти обычаи стали достоянием всего пестрого населения Баия, потеряли свой культовый характер, превратились в бытовые, любимые за их массовость и веселье обряды. Удивительность, неповторимость Баия состоит как раз в том, что в большом городе середины XX века народное искусство не сведено к роли кустарных промыслов и любительских занятий, а живет естественной, полнокровной жизнью, объединяя массы горожан в народный коллектив.

Баиянский календарь богат праздниками - и для каждого есть свои песни, свои танцы, свои ритуалы. Праздник кипит на улицах, площадях, пляжах, его никто не организует, люди стекаются сами и объединяются в согласованном ритме. Творцы праздника - бедняки Баия. Жители богатых кварталов остаются любопытствующими зрителями. Впрочем, нередко и их увлекает властный ритм общего веселья. Баиянцы умеют превращать в праздник даже тяжелый труд. Со всего города сходятся любители посмотреть на рыбную ловлю: пятьдесят - шестьдесят рыбаков вытягивают гигантскую сеть, их тела движутся в такт песне, которую поют все жителя рыбацкого поселка - женщины, дети, старики - под аккомпанемент барабанов и погремушек.

"Не надо думать, что в Баия народу легко живется. Наоборот, это бедный город в слаборазвитом, почти нищем штате, хотя и обладающем огромными природными богатствами. Для народа здесь гораздо меньше возможностей, чем, например, в Рио-де-Жанейро или Сан-Пауло. Различие состоит в народной цивилизации, народной культуре, которая делает жизнь менее жестокой и суровой, более гуманной..." - пишет Жоржи Амаду в книге "Баия, добрая земля Баия".* Да, искусство, которое создает народ и которым он наполняет свой повседневный быт, помогает переносить нищету и социальную несправедливость, вселяет жизнелюбие и надежду. (* Jorge Amado. Bahia, boa terra Bahia. Rio de Janeiro, 1967, p. 60.)

Жоржи Амаду с детства приобщился и к жестокой суровости народной жизни, и к народному искусству, просветляющему эту суровость. "Годы отрочества, проведенные на улицах Баия, в порту, на рынках и ярмарках, на народном празднике или на состязании в капоэйре, на магическом кандомбле или на паперти столетних церквей, - вот мой лучший университет. Здесь мне был дарован хлеб поэзии, здесь я узнал боль и радости моего народа", - рассказывает Амаду в речи, произнесенной в 1961 году при вступлении в Бразильскую Академию литературы.* По улицам Баия бродил Амаду, удрав с уроков, в годы учения в иезуитском коллеже. А четырнадцати лет он бежал от наставников и скитался, пока отец не разыскал его, по степям штата Баия. Еще один курс в университете народной жизни... (* Jorge Amado, povo e terra. Sao Paulo, 1972, p. 8.)

Литературная деятельность Амаду началась романом "Страна карнавала" в 1931 году. Затем последовали "Какао" (1933) и "Пот" (1934) - неприкрашенное, суховато-протокольное описание труда и быта батраков на плантации какао и пролетариев с окраины Баия. Молодой писатель испытал глубокое влияние мировой революционной литературы 20-х годов. На португальском и на испанском языках он читал "Тихий Дон" Шолохова и "Разгром" Фадеева, "Цемент" Гладкова, "Железный поток" Серафимовича, "Неделю" Либединского, книги Майкла Голда, Эптона Синклера. Под влиянием распространенной тогда теории Амаду воспринимал революционную литературу как "литературу факта". В предисловии к "Какао" писатель, формулируя задачу такого "максимально честного", документированного изображения социальных процессов, спрашивает: "Не будет ли это пролетарским романом?"