Марина Раку - Музыкальная классика в мифотворчестве советской эпохи

Наиболее радикальную аналитическую интерпретацию этих принципов демонстрируют статьи Брюсовой, теоретика и фольклористки, ученицы и последовательницы Яворского 205. В 1920-х годах они вместе работали в МУЗО Отдела художественного образования Наркомпроса, отвечая таким образом за музыкальное просвещение. Сформированные Яворским на баховском материале представления и идеи она проецирует на принципы создания советской музыки, придирчиво обличая в своих анализах популярную легкую музыку 206. В основу «здоровой» музыкальной культуры должна была лечь классово близкая и идеологически проверенная песня. По примеру Яворского, который вслед за западным музыкознанием развивал и значительно укрепил гипотезу о преимущественной опоре баховского тематизма на протестантский хорал, и, находя интонационные совпадения, с помощью соответствующих религиозных текстов расшифровывал смыслы, заключенные в баховских инструментальных сочинениях, Брюсова разработала методику обучения музграмоте. В свою очередь, проекции его метода с баховского материала на песенный материал советской эпохи, который на свой лад осуществила Брюсова, способствовало широко укорененное представление о «народном происхождении» самих христианских песнопений, в частности протестантского хорала 207.

В начале 1930-х была опубликована статья музыковеда и организатора массового музыкального образования Г.Н. Хубова 208«К переоценке творчества Баха». В ней композитор включается в заветный и немногочисленный ряд избранников новой власти:

<���…> Бах, несмотря на всю свою противоречивую двойственность, является наряду с Бетховеном, Шубертом, Мусоргским – одним из наиболее ценных композиторов музыкального наследства 209.

Однако «родимые пятна» сомнительного социального происхождения композитора и отдаленность эпохи, в которую он жил, все же потребовали от критика оговорок, которые он сделал, прибегнув к определениям, заимствованным из монографии о Бахе немецкого композитора и органиста Филиппа Вольфрума, изданной по-русски в 1912 году:

Характерно, однако, что, выполняя по-своему «социальный заказ», Бах с самого начала уже не может удовлетворить требованиям и вкусам своих заказчиков. <���…> «Нередко в его игру вкрадывались какие-то toni peregrini и даже toni contrari» (чужестранные звуки и враждебные звуки 210.

Эту внутреннюю противоречивость Хубов объясняет, утверждая, что у композитора было здоровое классовое чутье, которое заставляло его приникать к вечному источнику народной песенности:

Глубоко национальное по своему содержанию творчество Баха питается соками крестьянской немецкой песни 211.

Если уж музыка Баха возникает из песенного источника, то современная культура, разумеется, тоже должна приникнуть к такому источнику. Кроме того, по Хубову, Бах оказывается «революционером», а религиозная «мистика» для него – лишь исторически необходимый «покров». Бах – выразитель плебейского духа, а главное – один из предшественников Бетховена, который, как мы увидим в дальнейшем, в рейтинге советской эпохи почти сразу занял одну из первых (если не первую) строчку:

Таков был Бах, упрямый бюргер, пронесший через мрачную эпоху феодальной реакции под религиозно-мистическим покрывалом революционные традиции буржуазно-плебейского движения, Бах, явившийся в истории музыкального развития необходимым и основным этапом (подобно Лейбницу и Канту по отношению к Гегелю – в философии) для создания величественных творений Бетховена 212.

Все это делает Баха «пригодным» для использования советской культурой, в особенности в период, когда его творчество стремятся «присвоить себе» немецкие национал-социалисты:

Социал-фашистская Германия 213причислила Баха к лику официальных «святых» от буржуазии. <���…> Значение Баха для пролетарской культуры – огромно. <���…> Критически усваивая колоссальное музыкальное наследство Баха, вскрывая всю его противоречивую двойственность, сознательно отбрасывая именно те «темные» стороны творчества, которые явились необходимым результатом влияния мрачной эпохи Баха, пролетариат широко использует ту могучую действенность скрытых сил буржуазно-плебейского движения, которые лежат в основе творческой деятельности великого композитора 214.

Хубовские характеристики Баха прямо восходят к Энгельсу, который во введении к «Диалектике природы» назвал хорал «Ein feste Burg ist unser Gott» («Господь – наш оплот») «Марсельезой XVI века» 215, перефразировав выражение Г. Гейне «Марсельеза Реформации», адресованное тому же хоралу 216. Энгельсовское определение и его идеологическое удобство во многом способствовали живучести этих оценок.