Игорь Дмитриев - Упрямый Галилей

В своих сочинениях Берни и его последователи ( berneschi ) – Джованни Мауро, Джованни делла Каза, Аньоло Фиренцуола, Бенедетто Варки и др. – широко использовали травестию – характерный для бурлеска пародийный прием, известный еще со времен Античности 58, когда о самых низменных предметах повествуется высоким стилем, когда в одном тексте соединяются совершенно разные вещи (к примеру, знаменитая греческая поэма неизвестного автора «Батрахомиомахия» («Война мышей и лягушек») являлась пародией на «Илиаду» Гомера 59). Типичный пример итальянского бурлеска – Orlando riffato – комическая поэма Берни (1541), являющаяся переделкой «Orlando innamorato» («Влюбленного Роланда») Боярдо. Иногда такие произведения носили антиклерикальный характер, например некоторые стихи Берни:

Берни был также автором написанных в терцинах стихотворений сатирического и временами непристойного содержания, так называемых капи́толи ( capitoli ). Часто капитоли содержали в себе иронические похвалы (с использованием сниженной бытовой лексики) низким предметам 61: «Капитоло об угре», «Капитоло о ночном горшке» Берни, «Капитоло о поцелуе» Джованни делла Каза, «Капитоло в честь Приапа» Мауро, «Капитоло в честь слюны» Дольче и т.д. 62Галилеева поэма против ношения тоги также относится к жанру capitolo . Тосканского математика привлекала такая манера письма. В заметках к небольшому полемическому трактату, который вышел под именем Б. Кастелли, но едва ли не главным автором которого был Галилей (во всяком случае, б о льшая часть рукописи написана его рукой) 63, есть интересный фрагмент. «Я не могу, – пишет Галилео, – прибегать к уловкам, равно как и к шутливым аргументам, использующимся при защите парадоксов, поскольку я отстаиваю истину». И далее в качестве примера остроумных шутливых рассуждений он приводит «забавные восхваления ( piacevoli lodi ) Берни», когда тот «превозносит предметы низкие и ничтожнейшие, вроде ночного горшка, чумы, долгов, Аристотеля и т.д.» 64. Как видим, хотя Галилей, говоря о серьезных научных предметах, воздерживался от приемов литературного бурлеска, однако не возражал, если Аристотеля относили к числу « soggetti magrissimi » наряду с ночным горшком. (Впрочем, к Аристотелю он, особенно в зрелые годы, относился в действительности не столь пренебрежительно, как это может показаться на первый взгляд. Галилей понимал, что аристотелизм – это цельная и глубоко продуманная философия и противостоять ей может только не менее последовательная и глубоко аргументированная позиция.)

В полном соответствии с канонами жанра Галилей начинает свою поэму с сократовского вопроса: «что есть величайшее добро ( sommo bene )?» Традиционный христианский ответ сводился (и сводится) к тому, что summum bonum – это Бог. Berneschi в своих capitoli обыгрывали эту тему, естественно, по-своему. Скажем, Мауро в «Capitolo in lode di Priapo» связывает высшее благо с locus amoenus (восхитительным местом) у мужчин, и его главный герой ( Priapo ) гарантирует дамам, что «для каждой из вас, кто приблизится ко мне, путь к высшему благу ( la via del sommo bene ) станет более широким» 65. А Варки связывал sommo bene с вареными яйцами 66.

Не отставал от них и Галилей. Он начал свою поэму с жалобы на то, что философы так и не решили, где и как надлежит искать добро и благо. Причина, по его мнению, заключается в том, что не там ищут (« Perchè non è dove lo van cercando ») 67. Поскольку путей исследования и поиска великое множество, пизанский профессор предложил познавать добро и благо через изучение их противоположности, то есть зла (« Lo stil dell’invenzione è molto vario ; // Ma per trovar il bene io ho provato // Che bisogna proceder pel contrario : // Cerca del male, e l’hai bell’e trovato »), ведь добро и зло похожи друг на друга, как цыплята на рынке (« Però che ‘l sommo bene e ‘l sommo male // S’appaion com’i polli di mercato »). К примеру, если кто хочет узнать, что такое пост, пусть сначала выяснит, что такое масленица (« Chi vuol saper che cosa è l’astinenza ; // Trovi prima che cosa è ‘l carnovale »). И далее Галилей обращается к вопросу, что есть «непревзойденное зло», то есть величайшее зло мира, которое служит источником всех других зол (« Io piglio un male a null’altro secondo , // Un mal che sia cagion de gli altri mali , // Il maggior mal che si trovi nel mondo ») 68. Это вселенское зло, утверждает Галилей, именуется <���…> одеждой ( vestiti ) и, соответственно, «высшее благо – ходить обнаженными ( che ‘l sommo ben sarebbe andare ignudo )» 69, подобно животным. Тем самым Галилей противопоставляет ложь одежды и истину тела. (Следующие три абзаца блюстителями нравственности, не достигшими 60-летнего возраста, могут быть опущены.)