Анри де Кок - Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

– А! Он вам рассказал?

– Вчера я встретил его на биржевой площади, в то время, когда еще был в восторге от вашего беглого появления.

– А! Так будьте так добры, сказать ему, что вчера в Опере он сделал глупость. Я не краснею, что некогда продавала цветы на Тамильском бульваре, но на все есть время, и если Бонваль так сильно желал удостовериться, точно ли я Шиффонета, он мог поступить иначе.

– Правда; но полагаю, вы не имеете намерения мешать людям, которые вас встретят, и пожелают удостовериться по своему желанию в вашей одноличности? У вас было бы не мало хлопот!..

– А! Уж и насмешки!.. Вы не переменились…

– Я желал бы не слишком измениться для вас.

– Вы для меня и так мало изменились. Несколько черных волос меньше, несколько больше седых… А вы, постоянно довольны? Вы добываете деньги?

– А вы?

– О! У меня уже есть маленьких четыреста тысяч франков в государственных бумагах.

– А! Вы запасаетесь, как муравей.

– Конечно! Неужели вы думаете, что я захочу валяться на нарах, как мне подобные, когда достигну сорока лет? По поводу напр. … Что, вы встретили этого глупца, Шарпиньи?

– Да. Этот глупец теперь, благодаря мне, секретарь одного директора театра. У него есть хлеб.

– Ему довольно было бы сена!

– Вы очень добры! Еще один, который не станет стесняться, если встретит вас.

– О! Если и этот не станет стесняться, то и я не буду церемониться с ним. Пусть он бережется.

– Вы прикажете его заколоть? Быть может, вы нарочно привезли из Италии какого-нибудь браво, вооруженного пистолетом? Берегитесь сами, милая Алиса! Воздух Франции нездоров для этих господ, их отсылают вместе с теми, кто им платил перед асеизы Наконец, я очень рад, что вы преуспеваете во всем: и в красоте, и в богатстве… и…

– Куда вы идете! Вы уходите? Разве вы не обедаете со мной и с де Гамом!

– Нет. Благодарю. Говоря искренно, я не довольно знаю г. де Гама, чтобы принять… А вас…

– Меня вы слишком знаете… Останьтесь, Флоримон, прошу вас; я говорила глупости; я больше не стану. Правда, с вами глупо модничать. Это не уязвляет. Останьтесь; я буду доброй девочкой, любезной, как в то время, когда жила в маленькой квартире, за которую вы платили – на улице Готвиньи. Вчера, честное слово, я нарочно проехала мимо, чтобы взглянуть на старые места.

– Они самопроизвольно иллюминованы? Это меня удивило бы!

– Дрянной! Вот вы сами в свою очередь злы!.. Да, знаете ли, м. г., ведь вы меня не поцеловали. Вы, быть может, не хотите?

Сирена положила свою руку на плечо Флоримона, эти пунцовые губы, были на самом коротком расстоянии, от губ ее бывшего любовника?

– Сколькие целовали вас после меня? – спросил он.

Она улыбнулась.

– У меня нет памяти.

– Четыре; восьмеро… двенадцать… двадцать…

– Почему не сто?

– Наконец, приблизительно?

– Моя исповедь вас интересует?

– С точки зрения искусства, да.

– Ха! ха! ха! С точки зрения искусства! Вы просите у меня сюжета для пьесы! Мои приключения очень обыкновенны.

– Обыкновенны? С развязкой в четыреста тысяч франков в вашей кассе? Вы очень требовательны!

– После Шарпиньи я жила два года с маркизом Пассарино, – одним неаполитанцем, полтора года с португальцем Альва-Филиппом Барбаца…

– И оба они вышли, употребляя самое простое выражение, обнищавшие, из ваших когтей?

– Пассарино… да… он был щедр… но Барбаца…

– Тот защищался! В будущем вы будете избегать португальцев?..

– Притом же он был ревнив как тигр. И не так богат, как думали, животное!

– А Рене де Гам очень богат и не ревнив?..

– Рене де Гам – душа человек!

– А вы любите эту душу?

Шиффонета взглянула на Флоримона и пожала плечами.

– Ты глуп! – сказала она. В то же время она одарила его поцелуем, от которого он вздрогнул всем телом. Это впечатление не ускользнуло от куртизанки.

– Я не так хорошо целую, как прежде? – спросила она с улыбкой.

– Да, да!.. – ответил Флоримон. – Также хорошо!.. Даже лучше! Много таланта! Слишком много! Вот почему я опасаюсь!..

– А я хочу, чтобы ты остался!.. Полно! Ведь это только со стороны зрения искусства, как сейчас говорил ты, хотел ты увидать, как Шиффонета, сделавшись Бианчини, правит своей баркой! Ха, ха, ха!

– Странной баркой, не правда ли? В которой лодочник держится крепко, тогда, как пассажиры исчезли через клапан.

– О! О! Вот так образ! Ты должен бы записать! Это произведет эффект в театре. Во всяком случае, если я топлю моих пассажиров. так потому, что это им нравится, Я не беру их силой на судно… с клапаном… ха, ха, ха!