Игорь Бэлза - Чудный гений

Нельзя, однако, не вспомнить, что известный певец, друг ученой обезьяны Мило, поучал своего талантливого и высокообразованного друга: "Ничто так не противно подлинному вокальному искусству, как хороший, естественно звучащий голос". Так высмеял Гофман модных в его время певцов, подменявших живое человеческое чувство в искусстве пустой виртуозностью.

С такой "акробатикой", которой в целях дешевой популярности увлекались не только певцы, но и инструменталисты того времени, Гофман боролся и в своих критических статьях, и в художественных произведениях, виртуозно владея убийственным оружием сатиры. Многие страницы "Ферматы" заполнены сатирическими выпадами против виртуозов, следовавших принципам вокального искусства, изложенным ученой обезьяной Мило в письме к своей прелестной подруге Пипи...

В диалоге "Поэт и композитор" Гофман рассматривает едва ли не самую важную проблему оперного творчества, чрезвычайно беспокоившую его как композитора, - проблему соотношения музыки и текста. К жанру "музыкальной новеллы" этот блестящий диалог, конечно, никак нельзя причислить. Но отсутствие сюжета в полной мере компенсируется здесь глубиной рассуждений о сущности оперы, построенных на основе принципа "романтического двоемирия", о котором недвусмысленно говорит композитор Людвиг (трудно сомневаться в том, что это имя дано ему Гофманом в честь Бетховена), беседуя со своим другом, поэтом Фердинандом и убеждая его, что музыка - это "таинственный язык дальнего царства духов". Эта страна фей в арабских сказках, "неведомое царство духов, край чудес - Джиннистан", упоминаемый Гофманом уже в новелле "Дон-Жуан", и есть романтическое царство музыки и поэтического творчества. "И может ли музыка провозвещать нечто иное, нежели чудеса страны, откуда доносятся ее звучания?"

Но и в это царство проникают темные силы, вступающие в борьбу со светлыми. Картины такой борьбы развертываются в новелле "Состязание певцов". Читатель, знакомый с творчеством Рихарда Вагнера, наверное, обратит внимание на то, что многие имена и названия, хорошо известные по его романтической опере "Тангейзер" (имеющей к тому же подзаголовок "Состязание певцов в Вартбурге"), фигурируют уже в гофмановском "Состязании певцов", написанном задолго до "Тангейзера", премьера которого состоялась в 1845 году.

Ландграф Тюрингенский Генрих, ко двору которого в Вартбурге прибывают Вольфрам фон Эшенбах, Генрих Шрейбер, Вальтер фон дер Фогельвейде, Иоганнес Битерольф и другие рыцари, славящиеся как искусные певцы, поименованы несколько иначе уже у Гофмана. Гофман утрирует старинные написания этих имен; иной раз он воспроизводит их и не вполне точно. Вагнер написал либретто своей оперы, основываясь не на произведении писателя, которого он любил и почитал, а непосредственно на саге XIII века, ранее известной, разумеется, и Гофману.

Разработан сюжет об этом состязании знаменитых рыцарей обоими мастерами по-разному, причем нетрудно заметить, что как Гофман, так и Вагнер не прошли мимо этического аспекта. Но если в опере рыцарь Вольфрам открывает состязание песней, прославляющей благородное чувство высокой и чистой любви, а Тангейзер противопоставляет этому чувственные наслаждения, которые он, как с ужасом узнают собравшиеся, изведал в гроте богини Венеры, - то в сложной гофмановской композиции появляется сам сатана, вступающий в борьбу со светлыми силами искусства.

Тема такой борьбы не раз возникает в творчестве Гофмана, в частности, в знаменитой новелле "Мадемуазель де Скюдери", в которой любовь к произведениям искусства превращается в поистине дьявольскую страсть, толкающую на преступление. Демонологические мотивы в творчестве писателя уже изучались исследователями, связывавшими иногда эти мотивы с темой рока, зловеще развивающейся, например, в новелле "Счастье игрока".

В наши задачи не входит, разумеется, обозрение и характеристика творческого пути Гофмана как писателя, как бы завершившего романтический период немецкой литературы и вступившего на новые пути ее развития. Немецких романтиков, несомненно, характеризуют возвышенные стремления к идеалам вспомним еще раз поиски "голубого цветка" рыцаря Генриха фон Офтердингена, появляющегося, кстати сказать, и в "Состязании певцов", но уже наделенного чертами, отличающимися от тех, которыми обрисовал его Новалис.

У Гофмана рыцаря, прибывающего на состязание в Вартбург (в разделе "Тайна Генриха фон Офтердингена"), посещает некий "смертельно-бледный незнакомец", и Офтердинген мог рассмотреть его "впалые щеки, острую рыжеватую бородку, искаженный гримасой рот, берет с черными перьями на нем". Ни читателям того времени, ни тем более нашим современникам, читавшим не только "Фауста", но и булгаковский "закатный роман", не надо пояснять, разумеется, кем был незнакомец, беседовавший тогда с рыцарем и вручивший ему при прощании "книжечку в кроваво-красном переплете".