Владимир Холодковский - «Корабль изуверов» (скопцы-контрреволюционеры)

Обряд скопческих «рэдений» построен с тонким расчетом и является своеобразной «магией», способной возбудить в «простеце» нужные для целей секты умонастроения: беспрекословное повиновение, преданность, страх, болезненную возбужденность.

После беседы и проповеди вожака, именуемого «кормщиком» или «гостем», следует пение религиозных стихов — «распевцев», цель которых «настроить душу» на торжественный выспренний лад. Затем — мерные движения, «хождение» — «корабликом», «стеночкой», «крестиком»; являясь как бы подобием танца, они приводят молящихся в повышенное возбужденное состояние духа. После этой подготовительной перекрестной кадрили начинается кружение и скакание группами и поодиночке — по примеру царя Давида, который «перед ковчегом скакаша играя». Эго и есть «радение», «работа богу», имеющая целью «убить злую леность».

Сомкнувшись в круг, который они называют «вертоградом» или «купелью», скопцы скачут до изнеможения, «аки ангелы вокруг престола божья парящие». Градом льется пот — «как у Христа в Гефсиманском саду»… Быстрое круговращение действует на нервы и мозг радеющих, приводя их в своеобразное состояние опьянения (сами скопцы называют свой «восторг» — «духовным пивом»). И это опьянение развязывает языки по рецепту пророка Иоиля: — «Излию от духа моего на всяку плоть и прорекут сынови и дщери ваши»…

В каждом скопческом корабле имеются свои штатные пророки и пророчицы: тут наступает их «номер»… Бессмысленные заумные подчас — а на самом деле обдуманные по всем правилам хорошо-поставленной пропаганды — призывы, речи, исступленные возгласы; изливаются в возбужденные, до одури доведенные, мозги рядовых «простецов». Каждое слово беснующейся, это — «пророчество», каждый выкрик — «воля божья». Ибо на прорицающего «скатила вся пресвятая троица»…

Подобная «обработка» не проходит бесследно. Через некоторое время новообращенный уже отравлен ядовитым дурманом скопчества и обезличен дисциплиной слепого и восторженного страха. Руководителю-скопцу остается только дать последний толчок, постепенно приучая свое духовное чадо к мысли о необходимости оскопиться и тем самым, как поется в распевцах — «змею голову отсечь».

Если совращаемый боится — его убеждают в полной безболезненности этой операции и безопасности ее или в необходимости «претерпеть»:

— Как не понести этого креста? Ради Христа, как не претерпеть скорбь? От этого не умирают! А если и умереть от оскопления — все равно, как с креста сойти, — поучают старые скопцы.

Наконец, измученный уговорами и колебаниями, страхом и надеждой, человек соглашается. На смену агитации появляется жуткая «хирургия» ржавого ножа…

И человек становится — скопцом.

Он принимает «печать» — иногда сначала малую (удаление мошонки и яичек у мужчин, сосков или грудей у женщин), либо сразу же решается на «второе убеление», превращающее его в скопца большой или «царской печати» (полное удаление полового органа у мужчин, вырезание наружных половых частей у женщин). И в пламени жарко-натопленной печки сжигается — по обряду — то, что откромсал от живого тела окровавленный нож оскопителя..

Такой человек уже «спасен» для неба, ибо он «воссел на белого коня», он — «белый голубь». Такой человек уже потерян для земли, ибо отныне он — глух и слеп ко всем соблазнам и зовам «диавольской похоти», а выражаясь проще и точнее — он уже не человек.

Он получеловек.

Он изуродован на всю жизнь — и именно это уродство на всю жизнь привяжет его отныне крепкими, неразрывными нитями к «кораблю» и к «плывущим» на нем.

Возврата к людям нет, — лишь немногие умели разрывать круг проклятого сектантского навождения…

— Кто от нас уйдет — нигде в мире покоя не найдет! Все будто и хорошо — ан-нет: что-то грызет его, сушит тоска какая-то… И раньше-ли, позже-ли — возвратится он к нам.

Так утверждают скопцы… Они-то знают дьявольский секрет этой тоски: это — тоска неполноценной искалеченной человеческой личности, чувствующей свою чуждость всему нормальному, радостно-здоровому, подлинно-человеческому, свое безвыходное одиночество…

Среди людей оскопленный — чужак. А человеку — свойственно искать себе подобных. И оттого сознание непоправимой судьбы загоняет его обратно на страшный «корабль», в узкий круг людей, клейменых «печатью духа».

Бесплодие — лишь одно из многих, лишь самое глубокое и явное изменение, которое претерпевает природа человека, подвергшегося оскоплению. Оскопление влечет за собой еще другие отклонения от здоровой нормы. Оно изменяет даже самый «облик человеческий»…