Николай Федоренко - Японские записи

Весьма существенное место образ бамбука занимает в поэтическом творчестве японских художников слова. Один из крупнейших поэтов Японии VII века Хитомаро в стихотворении «Плач о гибели придворной красавицы» сравнивал образ своей героини с этим дивным растением:

Поэтическим восприятием проникнуты строки Сикиси Наисинно, считающегося мастером художественного видения природы:

Полны человеческой задушевности строки народной поэзии японцев, связанной с образом бамбука:

Долгая история непосредственной близости с окружающей природой воспитала у японцев необыкновенное уважение к естественным формам, в которых они усматривают свидетельство большой и глубоко органической взаимосвязи с человеком. И в этом японцы находят огромное эстетическое удовлетворение. Связь человека с природой, с миром, со всей вселенной. Осознание своего существования как человека-индивида и как человека в окружающем его огромном мире.

Со временем ветви хвои, наискось срезанные шесты бамбука и скрученные пасмы травы стали применяться главным образом в декоративных целях. Сочетание бамбука, сосны и цветов сливы – «сетикубай» – также считается весьма благожелательным предзнаменованием. Эти символические растения, получившие широкое распространение в Китае, известны под именем «три друга зимнего холода». Они являются олицетворением верности чувств и стойкости. Характерно, что кадомацу и симэнава применяются главным образом в связи с О-сегацу и почти не используются при иных обстоятельствах. Кадомацу убираются 7 января и торжественно сжигаются на костре. Иногда симэнава вывешивается у входа в синтоистские святилища и в некоторых других местах, чтобы показать «святость» такого места. В некоторых случаях симэнава вывешивается и по торжественным праздникам и особым свершениям…

Характерно, однако, что иногда вместо хвои применяются также персиковые ветви, которые, как повествует легенда, символизируют долголетие жизни, бессмертие. Ветка цветущего персика – излюбленный поэтический образ в японском художественном творчестве. Цветы персика воспеваются за их поразительную жизнестойкость. Их нежным лепесткам не страшна даже лютая стужа: они как бы бросают вызов снежному покрову, сквозь который неистребимо пробиваются при первом дыхании весны.

Мы идем по узкому, извилистому переулку. Почти у каждого жилища новогодние приметы.

Эти незамысловатые строки из популярной песенки, пожалуй, наиболее непосредственно выражают своеобразие новогодней атмосферы в Японии.

Аромат свежей зеленой хвои, ясность зимнего воздуха, царящее вокруг необычайное спокойствие и торжественность наполняют нас благоуханием радостного события. Праздничное настроение усиливается и оттого, что затих резкий металлический звон токийских трамваев, несмолкающий шум автомобильных моторов, которые будто соперничают с неудержимой спешкой столичных жителей. Точно отступили на мгновение гложущее однообразие и серость будней, многосложность нескончаемых перипетий.

Дорожка, выложенная из плоских каменных, почти не отесанных скалистых плит, врезавшихся в плотный грунт, приводит нас через совсем миниатюрный садик в дом нашего знакомого японского коллеги.

У ограды, на солнечной стороне, чудом сохранившиеся хризантемы, крупные, шапкообразные, с длинными вьющимися волокнами. Неувядающи строки гениального китайского поэта Тао Юань-мина (365–427) из цикла «За вином» [ 6 6 Тао Юань-мин. Лирика. М., изд-во «Художественная литература», 1964, стр. 85. ]:

У самого входа, будто стражи, высятся сосны с многоярусной кроной и причудливо изогнутыми ветвями, напоминающими японскую стилизованную гравюру.