Михаил Полищук - Взывая из бездны. De profundis clamat

P. S. В порядке напоминания: более трех тысячелетий тому назад египетский фараон Мернептах опрометчиво поспешил запечатлеть «окончательную победу» над народом Израиля на стеле, найденной в поминальном храме в Фивах: «Израиль уничтожен и потомков его не существует» (1219 год до нашей эры).

«По воле РФСС (рейхсфюрера СС – Генриха Гиммлера) Освенцим стал величайшей фабрикой смерти всех времен. Когда летом 1941 он лично отдал мне приказ подготовить в Освенциме место для массовых уничтожений и провести такое уничтожение, я не имел ни малейшего представления об их масштабах и последствиях. Пожалуй, этот приказ содержал в себе нечто необычное, нечто чудовищное. Но мотивы такого приказа казались мне правильными». (Рудольф Гесс)

Как-то подсудимый палач концлагеря Треблинка комендант Штангль раздраженно бросил бравшей у него интервью журналистке:

«Все, что я делал по доброй воле, я делал, как мог, хорошо».

Из той же породы «людей», гордящихся перфекционизмом исполнения порученной им работы, был и Рудольф Гесс.

С энтузиазмом, достойного лучшего применения, в должности коменданта вверенного ему предприятия он приступает к реализации проекта века:

«Я должен был в кратчайшие сроки создать транзитный лагерь…из существующего, хотя и застроенного хорошо сохранившимися зданиями, но совершенно запущенного и кишащего насекомыми комплекса… С самого начала мне стало ясно, что из Освенцима что-то полезное может получиться лишь благодаря неустанной упорной работе всех – от коменданта до последнего заключенного».

Превращение Освенцима в «что-то полезное» потребовало максимальной мобилизации творческих усилий и незаурядного трудолюбия:

«… Чтобы иметь возможность впрячь в работу всех, мне пришлось покончить с устоявшимися традициями концлагерей. Требуя от подчиненных высшего напряжения, я должен был показывать в этом пример. Когда будили рядового эсэсовца, я вставал тоже. Прежде чем начиналась его служба, я проходил рядом, а уходил позже. Редкая ночь в Освенциме обходилась без того, чтобы мне не позвонили с сообщением о чрезвычайном происшествии».

По мере реализации амбициозного проекта, когда идея превращения «транзитного лагеря» в комбинат уничтожения узников обретает материальное воплощение в возведенных корпусах газовых камер и крематориев с пропускной способностью до десяти тысяч узников в сутки, герр палач, то ли в собственное оправдание, то ли желая кого-то в чем-то убедить, в полуисповедальной тональности признается:

«Я все хорошо видел, порой слишком хорошо», но «ничего не мог поделать», – и никакие катастрофы не могли остановить его на этом пути.

Массовая утилизация трупов путем сожжения на открытом воздухе вызывает определенные трудности: «При плохой погоде или сильном ветре запах сжигаемых на костре трупов разносился на много километров вокруг, и все местное население говорило о сожжении евреев, несмотря на встречную пропаганду со стороны партии и административных инстанций».

Кроме того, против ночных кострищ возражает противовоздушная оборона: «Чтобы не задерживать прибывающие транспорты, проходилось сжигать и по ночам тоже».

С логистикой, то бишь с транспортировкой груза тел, обеспечивающих бесперебойное горение костров, вроде бы особых проблем не было: «График отдельных акций, который был утвержден на конференции в Министерстве путей сообщения, должен был строго соблюдаться во избежание заторов и неразберихи на дорогах – прежде всего, по военным соображениям».

Тем не менее возникающие проблемы, связанные прежде всего с растущим масштабом производства трупов, подтолкнули «к ускоренному планированию и, наконец, строительству двух больших крематориев».

Зимой 1942/1943 были построены два больших крематория I и II, а весной 1943 их ввели в действие. Они имели пять 3-камерных печей и могли сжечь в течение 24 часов около 2 000 трупов. Оба крематория I и II имели подземные раздевалки и газовые камеры, которые можно было и проветривать, и делать герметичными. Трупы к находившимся выше печам подавали на подъемниках. В газовых камерах можно было одновременно поместить до 3 000 человек. В двух маленьких крематориях III и IV можно было, согласно расчетам строительной фирмы «Топф Эрфурт», сжигать 1 500 трупов в течение 24 часов.