Том Сегев - Симон Визенталь. Жизнь и легенды

Однажды Визенталь рассказал, что, когда он был узником львовского концлагеря Яновский, его с группой других заключенных заставили копать глубокий ров. «Мы знали, – сказал он, – что вскоре этот ров наполнится трупами. Жертвы уже начали прибывать; это были женщины и девушки. И тут я поймал на себе полный отчаяния взгляд одной из девушек. “Не забывай меня”, – говорил этот взгляд».

Как-то раз он представил себе, как встретится на небе с жертвами Холокоста, и решил, что скажет им только четыре слова: «Я вас не забыл». Впоследствии эти слова станут его «визитной карточкой».

Больше всего он заслуживает нашего восхищения за вклад в «культуру памяти»: он никогда не забывал погибших и противостоял отрицанию их гибели так, словно сражался с самой смертью. Жизнь в его глазах была священной. Чем больше времени проходило с окончания войны и чем меньше, увы, оставалось шансов предать нацистских преступников суду, тем в большей степени Холокост превращался в универсальный символ абсолютного зла, в своего рода «дорожный знак», предупреждающий людей об опасности, и немалая заслуга в этом принадлежала Визенталю. Никто не сделал в этом отношении больше него. Но даже на вершине славы этот «охотник за нацистами» и пользовавшийся огромным авторитетом гуманист оставался человеком одиноким, которого преследовали ужасные воспоминания. Он был трагическим героем, сознательно окутавшим свою жизнь тайной, и разгадать его секреты непросто.

Когда Симон Визенталь шел по Иерусалиму за стеклянным саркофагом, он думал не только о миллионах убитых, но и об убийцах. «Я вспомнил про Эйхмана, – пишет он. – Может быть, завтра он прочтет об этих похоронах в газете и на губах у него появится довольная улыбка… Я представил себе тот день, когда будет услышана моя немая молитва и убийцу моего народа привезут в страну евреев. Я поклялся, что не буду знать покоя, пока этот желанный день не наступит».

Как и многое им написанное, это было и правдой, и неправдой.

Адольф Эйхман был самым высокопоставленным из нацистских чиновников, вступавших до войны в контакты с лидерами еврейских общин Берлина, Вены и Праги. Сначала он работал в службе безопасности нацистской партии, а затем в Главном управлении безопасности рейха. Встречался он и с несколькими представителями сионистского движения; эти встречи имели своей целью урегулировать вопрос об эмиграции евреев из Германии и с нескольких оккупированных нацистами территорий. Начиная с 1941 года, Эйхман занимался организацией депортации европейских евреев – сначала в гетто, а затем в лагеря смерти, где их методично убивали.

В январе 1942 года Эйхман присутствовал на межведомственном совещании, участники которого обсуждали план уничтожения евреев. Совещание проходило в Ванзее, одном из предместий Берлина. Сам Эйхман, однако, политику уничтожения не определял; он лишь проводил ее в жизнь. Он был одним из тех нацистских убийц, что обычно работали за письменным столом, хотя часто выезжал и на места. В своих воспоминаниях он описывает инцидент, произошедший под Минском. По его словам, он увидел там женщину с младенцем на руках и попытался вырвать его из рук матери, чтобы спасти ему жизнь, но кто-то выстрелил в ребенка и убил. Мозг ребенка растекся по кожаному пальто Эйхмана, и водитель помог ему его очистить. Некоторые называли Эйхмана одним из двух Адольфов, учинивших Холокост.

Еврейские лидеры следили за деятельностью Эйхмана. Через три месяца после начала войны Бен-Гурион записал в дневнике, что, по сообщению одного из руководителей сионистского движения в Чехословакии, после прибытия Эйхмана в Прагу положение евреев там резко ухудшилось. При этом Бен-Гурион отметил, что Эйхман напрямую подчиняется шефу гестапо Генриху Гиммлеру. Это было неточно, но из сказанного видно, что, по мнению Бен-Гуриона, Эйхман принадлежал к самой верхушке нацистского режима.

К апрелю 1944 года Эйхман стал человеком практически всемогущим, и по его инициативе начались переговоры, которые должны были решить не только судьбу евреев Венгрии, но, возможно, даже предопределить результаты войны. Он предложил главам еврейской общины Будапешта (среди которых был, в частности, Режё Кастнер) спасти жизнь миллиона евреев в обмен на разного рода товары, включая несколько тысяч грузовиков. По словам Кастнера, «Эйхиш» (как он его назвал) сказал ему, что евреев отправляют на смерть в Освенцим, но он готов этот процесс остановить, и с помощью связного данная информация была передана на Запад. Однако в результате этой сделки спаслось не более двух тысяч человек.