Маргарита Акулич - Об известных евреях Сморгони и Сморгонщины

«сборник «Ши́рим» («Стихи», 1920)

«Ди штот» («Город», символистическо-романтическая поэма, 1920)

«Райсн» («Белоруссия», поэма, 1922)

«Янкев Франк» (драма, 1923)

«Мошиех бен Эфроим» («Мессия, сын Эфраима», роман, 1924)

«Монтик» («Понедельник», роман, 1926)

«Буне ун Бэрэ» («Буня и Бера», юмористическая поэма, 1927)

«Зэлмэнянэр» («Зелменяне», повесть, 1931)

«Диснэр Чайлд Харолд» («Чайльд Гарольд из местечка Дисна», поэма-сатира, 1933)

«Бойтрэ-газлэн» («Разбойник Бойтре», драматическая поэма, 1936)

«Биньёмин Магидов» (пьеса, 1937) и др.»

Память

Мемориальная доска на доме, где жил

Моисей Соломонович Кульбак. Надпись на литовском и еврейском

языках гласит: В ЭТОМ ДОМЕ ЖИЛ ИЗВЕСТНЫЙ

ЕВРЕЙСКИЙ ПОЭТ МОШЕ КУЛЬБАК

(1896 – 1937). Улица Кармелиту, дом №5, Вильнюс. http://www.ejwiki.org/wiki/Вильнюс_-_еврейские_памятники. Источник:

http://www.jewish-memorial.narod.ru/Kulbak.htm

Мемориальная доска на доме, где жил

Моисей Соломонович Кульбак. Улица Кармелиту, дом №5, Вильнюс. http://www.ejwiki.org/wiki/Вильнюс_-_еврейские_памятники. Источник:

http://www.jewish-memorial.narod.ru/Kulbak.htm

Год 2004-й. В данном году в Вильнюсе на доме, где имело место проживание известного писателя и поэта, была обеспечена установка мемориальной доски с надписью на еврейском и литовском языках: «В этом доме жил известный еврейский поэт Мойше Кульбак (1896—1937)».

Каким был Моше Кульбак?

Каким был Моше Кульбак? Об этом рассказала художница Тамара Гордон, ученица М. Кульбака [6]:

«Он был необыкновенно обаятельный человек, говорит она, высокий, стройный, походка у него была как у моряка, немного враскачку. И педагогом она его называет незаурядным. Связанный со своим домом и со своим народом и физически, и духовно, с его традициями и культурой, открыт был Моше Кульбак всем ветрам – всем литературам и культурам. Как и Бялик когда-то, еще в Воложинской ешиве, он пристрастился к чтению «подпольной» русской классики, но отлично знал ТАНАХ, Талмуд, притчи, сказания о жизни еврейских мудрецов и пророков, еврейскую философию и мистику, а потом увлекся западной литературой и театром. Читал Аристотеля, древнекитайского философа Лао Цзи, был влюблен в Генриха Гейне, Эмиля Верхарна. Когда он вернулся из Берлина в Вильно и стал преподавать литературу на иврите и идише, а также ставить спектакли – все ему было по плечу: «Илиада» Гомера, «Юлий Цезарь» Шекспира, «Золотая цепь» Ицхака-Лейбуша Переца. Кто-то назвал его романтиком, прочно стоявшим на земле. Ему доступны были все литературные жанры, и во всех он себя проявил щедро и оригинально. Он любил игру слова, мысли, любил мир, но стихия этого мира, тяжелая социальная среда, жесткая реальность, мерзость разрушений, нищета, буря злобы – «жесть кричит на кровлях зелено и ало» – эта стихия враждебна человеку, еще враждебнее поэту: «Гей, трудно высоко нести мне голову чубатую!»

Вот эту голову чубатую и глаза черные и горящие вспоминают, в первую очередь, все его ученики. Если обобщить их воспоминания, придется сказать, что не было ни одной девушки и ни одного юноши, кто бы не нарушил второй заповеди: не сотвори себе кумира!

Мне кажется, я слышу голос Либби Окунь-Коэн, библиотекаря из Вирджинии: « Его темные курчавые волосы поэтично обрамляли лицо, а мягкий блеск его черных глаз обдавал нас пламенем, гипнотизировал… Мы страстно ждали его уроков по литературе, поэзии и неважно, кого мы изучали: у всех поэтов было лицо нашего учителя. Даже старый Гомер казался нам стройным и гибким…

Наш учитель входил в класс в темно-синем костюме поверх свитера или в белой сорочке с открытым байроновским воротом… Он подходил к доске, он шел к окну, он проходил между партами, и наши глаза следовали за ним. Он говорил мягко, читая Байрона и Китса, Словацкого и Пушкина, а также наших —Эйнгорна и Маркиша, но не свое, хотя стихи его и поэмы были опубликованы, и мы знали их наизусть. Его же стихи мы читали вслух, с упоением, но тогда, когда его не было рядом…

Да, у него жена и ребенок (старший, Эля), но мы прощали ему это тоже… Они не относились к миру поэзии и к мечтам, которыми он делился только с нами …»

Моше Кульбак