Анатолий Грешневиков - Сто сорок писем Василия Белова

И вот Белов срывается и звонит мне по телефону… Его интересует, что предпримем я и Бабурин, чтобы защитить уволенного полковника-миротворца Андрея Демуренко и донести результаты его правдивого расследования до мировой общественности. Та история тогда действительно натворила много шума. Поскольку нашему бывшему начальнику штаба ООН сектора Сараево Демуренко удалось раскрыть провокацию и преступление боснийских мусульман и их покровителей из Америки, его быстро уволили. Суть той провокации проста. Поводом для разжигания войны стал взрыв на сараевском рынке, унесший жизни сорока человек. Но кто его устроил?.. Демуренко доказал, что взрыв произвели не сербы, а боснийские мусульмане. Оказывается, нельзя из одного и того же орудия, одним и тем же снарядом предельно точно попасть в одно и то же место.

Мне удалось добыть материалы расследований Демуренко и выслать их Белову. После этого он написал, что передает мне привет из Сербии. В том, что он жил в те дни и месяцы, а может и больше года, страданиями сербов, конечно, есть и моя вина. Но я не мог отказать ему в запрашиваемых документах.

Секрет моего друга и писателя Валерия Хайрюзова, который знает, почему Белов охладел к поездкам в Сербию, раскрыт и описан мною в книге «Хранитель русского лада». Однажды Василий Иванович, стоя в сербских окопах, не выдержал и дал очередь из пулемета в сторону моджахедов. Хайрюзов тогда спросил Белова, а вдруг он в кого-нибудь попал? И тут раздался виновато-смущенный ответ: «Да ни в кого я не попал. Разве мне попасть куда…». В другой поездке, при встрече в окопах русских добровольцев, Белов сказал уже мне, что в молодости он бы сам поехал воевать за сербскую правду. Видимо, ощущение беспомощности, вернее, ощущение того, что он не может чем-то реально помочь братьям-славянам, и стало сдерживающим фактором.

Совет, высказанный мне Василием Ивановичем в письме, – «не обольщаться беседами с Солженицыным», связан с тем, что я в то время встречался с этим широко известным писателем. Темами нашего продолжительного разговора были не только политика, но и охрана природы. Мне импонировали и вопросы Александра Солженицына, и его умение слушать. Но Белов, видимо, забыл, кто был инициатором нашей встречи. Им был он сам. Однажды Белов в разговоре с Солженицыным укорил его, что тот не знает правды о расстреле российского парламента и для подтверждения своих аргументов подарил ему мою книгу «Расстрелянный парламент». Книга взволновала Солженицына, развеяла те мифы, которые доносились из его окружения, и, чтобы докопаться до истины, он пригласил меня 2 апреля 1996 года к себе в кабинет – поговорить по душам. И разговор получился. Удивительно, но с его стороны не прозвучало ни возражений, ни реплик, ни замечаний. Он согласился с моими аргументами. А когда я рассказал о том, какая жесткая борьба идет в парламенте за сбережение лесных и водных ресурсов, как Ельцин отказался подписывать мой закон об экологическом образовании, Солженицын горячо пожал мне руку и подарил несколько своих пластинок и книг. На одной из них – на книге «По минуте в день» – он написал: «Анатолию Николаевичу Грешневикову с сердечным сочувствием и восхищением его активностью в защите русской природы», на другой – на книге «Бодался теленок с дубом», изданной в Париже, – начертал: «Анатолию Николаевичу Грешневикову с симпатией».

Мне повезло: у меня состоялись еще одна беседа с Солженицыным, правда, короткая, в помещении Государственной Думы России. Другая не состоялась, так как из-за болезни он не пришел на вручение собственной премии поэту-земляку Юрию Кублановскому. После смерти великого писателя-гуманиста его супруга Наталья Дмитриевна пригласила меня с женой Галей на памятный вечер и, встретив в холле, сказала, как высоко ценил ее муж мои творческие труды.

Каким ветром занесло сибирского писателя Бориса Черныха в Ярославль я не знал. По одним разговорам в литературной среде, его пригласили друзья того самого видного политика, бывшего члена Политбюро ЦК КПСС А.Н. Яковлева, о котором упоминает в письме Белов. По другим – он женился на ярославской женщине. При нашем разговоре Черных всячески открещивался от презираемого в народе предателя-перевертыша Яковлева. Слухи эти связаны были с тем, что бывший матерый идеолог коммунизма был родом из ярославских мест, к тому же умудрился издать в 1994 году в местном Верхне-Волжском издательстве свою книгу «Горькая чаша», в которой он попытался покаяться за служение большевизму.