После ужасов коллективизации многие в Красной армии пытались поднять восстание, например, командир Артём Нахаев в одной из московских дивизий в августе 1934 г. Но всеохватный сыск и террор делали эти попытки тщетными.
Коллективизация не только озлобила население против советской власти, но и внесла раскол в круг сторонников Сталина. Мартемьян Рютин, секретарь одного из московских райкомов, написал политическую программу, требующую отмены принудительной коллективизации, замедления темпов индустриализации и отстранения Сталина от власти. Рютина вскоре арестовали, но в 1934 г., на XVII съезде компартии, 24 % делегатов проголосовали против Сталина. Вождь не знал имён своих противников, но использовал «великую чистку» 1937–1938 гг., чтобы расстрелять (на всякий случай) 56 % делегатов XVII съезда. Всего по решению Сталина было расстреляно 44,5 тысячи человек из партийной элиты, а также 107 тысяч служителей Церкви, духовенства и мирян, сотни тысяч участников Белого движения и иные «остатки враждебных классов». Всего, по официальным данным, за два года по политическим причинам было расстреляно 682 тысячи человек, а число заключённых в тюрьмах и лагерях достигло 2,7 миллиона.
Страну сковали отчаяние и страх: борьба с этой властью внутренними силами представлялась невозможной, оставалась одна надежда на внешнюю силу, то есть на войну. Этим объясняются хлеб-соль и цветы, с которыми население в 1941 г. во многих местах встречало немцев, и массовые сдачи в плен. В таких условиях произошла встреча внутрироссийской оппозиции с зарубежной.
Ураган Гражданской войны 1917 – 1922 гг. разнёс по миру 1,2 миллиона россиян, не пожелавших покориться советской власти. Кроме того, около 0,8 миллиона очутились за границей, никуда не уезжая – на положении русских меньшинств в новых государствах на окраине бывшей Империи. Те и другие вместе составили Зарубежную Русь. Эта страна, без правительства и территории, стала на время домом свободной русской культуры, получившей мировое признание. Политическое кредо выразил Всезарубежный съезд 1926 г.: «Коммунизм умрёт, Россия не умрёт!» и «СССР – не Россия!».
Покидая страну, не сдавшись большевикам, белые считали, что отступают за границу для продолжения борьбы. Чтобы сохранить кадры, генерал П. Н. Врангель основал в 1924 г. Русский общевоинский союз (РОВС), крупнейшую организацию Зарубежья. Но реальные возможности вооружённой борьбы были невелики, хотя состоялись и рейд генерала Пепеляева в Якутию 1923 г., и более поздние бои казаков с Красной армией на маньчжурской границе.
В 1923 г. эмигранты убили Воровского, главу советской делегации на Генуэзской конференции, а в 1927-м – посла в Польше Войкова. Обвинённых по первому делу белых офицеров М. Конради и А. Полунина швейцарский суд оправдал, признав советскую власть преступной; по второму делу 18-летний Борис Коверда отсидел десять лет в польской тюрьме. Эсер-террорист Борис Савинков пытался создать боевую организацию в западных областях СССР, но погиб в тюрьме. Основанное в 1922 г. Братство русской правды (БРП) годами держало связь с партизанами Зелёного Дуба в Белоруссии и повстанцами на Дальнем Востоке. В 1927 г. выяснилось, что монархическое подполье «Трест» в Советской России – на самом деле креатура чекистов. Чтобы показать, что чекисты не всесильны, группа капитана Виктора Ларионова в том же году взорвала партийный клуб на Мойке в Ленинграде и вернулась в Финляндию. Но следующие боевые группы «кутеповцев» – Марии Захарченко-Шульц и других – погибли. В начале 1930-х гг. советская агентура проникла в БРП и РОВС, и их деятельность в СССР прекратилась.
В любом случае одиночные действия не могли серьёзно пошатнуть советскую власть, для этого требовалась общая концепция её падения. Сначала возникли две такие концепции. Партийная эмиграция – меньшевики, эсеры, кадеты – ставила на постепенную эволюцию советской власти. Врангель полагал, что эта власть на эволюцию не способна и может только загнивать. Военная эмиграция знала учение Ленина о неизбежной войне Советской республики с капиталистическим миром и рассчитывала на «весенний поход» – по существу, на иностранную интервенцию.
Молодёжь чуждалась эмигрантских политиков – и левых, и монархистов, чьи ошибки привели к крушению России. С военными отношения были ближе, однако их совет «не философствовать, а заниматься спортом и слушать старших» тоже не удовлетворял. Эволюция советской власти представлялась маловероятной, военная интервенция – вовсе нежелательной. Тем более что и то и другое требовало не действий, а только пассивного ожидания. Но молодёжь жаждала действий, и в её среде возобладала третья концепция – Национальной Революции. Вспоминались слова Герцена о том, что и социализм со временем будет свергнут грядущей, «неизвестной нам революцией». Интернационализм Октября должен быть преодолён внутренними силами во имя новой национальной идеи. Но какой?
Читать дальше