В письме из Барнаула в январе 1853 года англичанка дала довольно интересное описание типичного сибирского новогоднего бала, который в те годы устраивал «начальник», губернатор во дворянском собрании. «Это действительно красивое и радостное зрелище, блестящее собрание, полное радости, люди поздравляют друг друга, когда колокола звонят о приходе Нового года, – писала она. – В минуту, когда наступает Новый год, в бокалы разливается шампанское, и все целуются. Новый год – это грандиозное событие в России, в эти дни идет не прекращающийся обмен визитами». Люси сумела блеснуть на рождественских вечерах нарядами, которые заказывала из Санкт-Петербурга. Англичанка изумляла сибирячек тем, что неизменно выходила на рождественские балы с украшением из живых цветов. В одном из писем из Барнаула она жаловалась, что в городе на очередной бал нельзя было достать цветов… И со вздохом вспоминала Иркутск, где «мисс Баснин», супруга купца Василия Баснина, державшего большую оранжерею, всегда присылала ей свежие цветы всякий раз, когда Аткинсон желала выйти в общество.
Мы не знаем, ставила ли Люси Аткинсон для своего сына в Иркутске ёлку, но одна любопытная деталь известна точно: в 1851 году в Иркутске был зажжен первый рождественский пудинг по английскому обычаю. Случилось это, правда, не совсем в Рождество, а на балу в честь дня рождения сына путешественников, трехлетнего Алатау. Он родился 4 ноября 1848 года, однако когда точно было празднование, Люси в письме не указывает. Дети танцевали и веселились под музыкальную шкатулку. На ужин был настоящий сюрприз, стемнело, зажгли свечи, и зал внесли настоящий рождественский пудинг. «Вы можете представить, как расширились глаза малышей, когда они увидели, как пудинг вспыхнул в комнате! – писала Люси. – Это произвело грандиозный эффект, но вкус пудинга скорее оценили взрослые, чем малыши. Это был первый сливовый пудинг, изготовленный в Иркутске». На следующий день у Люси Аткинсон были взрослые визитеры, которые пришли отведать рождественский пудинг, и они очень сожалели, что не видели великолепного зрелища – как он был зажжен.
Откуда в Иркутске впервые узнали об обычае обмениваться на Рождество и Новый год подарками и ставить рождественскую ёлку? Рассказы привозили гости, путешественники… Но главное – книги и газеты. Купец Василий Николаевич Баснин, к примеру, имел большое собрание газет и журналов, которое до наших дней не дожило. Анна Григорьевна Боннер в книге «Бесценные сокровища» (1979 г.), упоминает о том, что в библиотеке Баснина были комплекты журналов и газет за разные годы, но впоследствии их след затерялся. В письме 1869 года Василий Баснин сетовал, что его книги, прибывшие из Иркутска, были завернуты в три номера газеты «Северная пчела» за 1844 год. Значит, подшивками «Северной пчелы» он дорожил. А ведь именно через эту газету с начала 1830-х годов начала формироваться европейская мода на новогоднюю атрибутику и обмен подарками. В конце 1833 года газета писала о том, что в книжном магазине Смирдина на Невском появилась детская книжка «Городок в табакерке, сказка дедушки Иринея». И ее газета предлагала в качестве подарка детям к Рождеству. В качестве «приятнейшего подарка детям на Новый год» в 1834 году газета объявила «Детскую книжку на 1835 год» В. Бурнашева. Обзор детских книжек к Рождеству был на передовице «Северной пчелы» вплоть до 1840 годов. А в самом конце 1839 года на первой странице появилась заметка «Праздничные подарки», где впервые были упомянуты рождественские ёлки. Не может быть, чтобы в Иркутске, в семьях, читавших «Северную пчелу», пропустили такую новинку, и ничего не знали о ёлках. Праздничное дерево пришло в Россию именно через кондитерские. Поначалу кондитеры просто торговали милыми сюрпризами к празднику, вводя французскую моду на обмен новогодними безделушками. Известные санкт-петербургские кондитеры Беранже и Вольф в 1839 году в изобилии выкладывали затейливые праздничные сюрпризы, однако такую новинку, как рождественские ёлки можно было увидеть только в двух петербургских кондитерских: заведении господина Доминика на Невском проспекте в доме Петровской церкви и кафе Пфейфера на том же Невском. «Ёлки прелестно убраны и изукрашены фонариками, гирляндами, венками, барельефными изображениями», – писала «Северная пчела».
Спустя год, в декабре 1840 года в «Северной пчеле» появилась еще одна замечательная заметка о ёлках: «Кондитерские подарки празднику». Здесь уже обычай заявлен как устоявшийся: «Мы переняли у добрых немцев детский праздник, в канун празднования Рождества Христова: Weihnachtsbaum. Деревцо, освященное фонариками, или свечками, увешанное конфектами, плодами, игрушками, книгами, составляет отраду детей, которым прежде уже говорено было, что за хорошее поведение и прилежание в праздник появится внезапное награждение». У Доминика, Палера и Пфейфера можно было уже купить елочку ценой от 20 до 200 рублей ассигнациями. У Пфейфера добрым маменькам, которые шли покупать детские игрушки, сласти, ёлки предлагались с транспарантами и китайскими фонарями, на грунте, усеянном цветами. А господин Вольф, своих елок не имея, торговал механическими куклами, много было в кондитерских картонажных сюрпризов, продавалась и книжка «Райская птичка» с прелестными политипажными картинками. «Книжечка не более конфекта, превосходно напечатана, премило переплетена, а продается по полтине серебром». Газеты называли ее «первым опытом так называемых «конфектных изданий». В 1841 году газета вновь напомнила читателям о ёлке, подробно разъясняя, как и благодаря какому народу появился обычай ставить ель. «Какая радость, когда двери в комнате, после долгого ожидания, растворяются, и детки вбегают, с трепетным сердцем, в это заповедно жилище! Все взоры устремлены на светлую ёлку…», – это уже 1842 год. «Без ёлки нет в семействе праздника», – констатировал газета в 1843 году и… отправляла в кондитерские. В этом же году вышла «премилая детская книжечка «Ёлка». В конце 1846 года «Северная пчела» звала в кондитерскую Иллера на Невском, где можно было заказать «какую угодно ёлку, и даже такую богатую, какой никогда не видывали в бережливой Германии, где ёлки выдуманы».
Читать дальше