Оксана Чернявская: Что такое Аргентина, или Логика абсурда

© ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2019

Представлюсь: я – профессиональная иностранка. В моем резюме это пропечатано заглавными буквами в титульной шапке. ИНОСТРАНКА . Лицо без национальной и гражданской идентификации. Что отнюдь не означает отсутствие гражданской позиции. Позиция – есть, а национальная идентичность отсутствует. Говорю и думаю на различных языках – и на всех с акцентом. Акцент не только и не столько фонетический, сколько концептуальный. Так сказать, отображение мира, в котором на сегодняшний день проживаю через призму других миров, в коих довелось проживать раньше. Не сравнивая их и не отдавая предпочтение никакому. Еще есть внутренний мир, который ношу с собой, как черепаха панцирь, и туда складываю все, что попалось на пути. Поэтому он настолько чудовищно загроможден хламом впечатлений, ощущений и восприятий, подобранных в разных культурах, эпохах и социальных режимах, что практически не представляется возможным навести там порядок. Так что с этим приходится жить, и этот беспорядок – можно называть его творческим, а можно, по-простому, свалкой или бардаком – иногда раздражает и приводит к нервному срыву, а иногда забавляет и доказывает всю тщетность общепринятой логики. (В Аргентине, кстати, я нашла еще больший бардак во всем: политике, экономике и человеческих отношениях, и впервые за много лет почувствовала себя дома, когда там впервые оказалась.)

Живя в США и раз в год наведываясь в родную Москву, я сильно мучилась от настоящего раздвоения личности и в целом потери идентификации. Кто я? Американка? По паспорту – да, по фамилии – тоже. Круг знакомых – американский, научилась и привыкла сначала резать мясо, а потом перекладывать вилку в правую руку и есть без ножа. Или все же русская? Каблуки так и не перестала носить вопреки пророчеству давно эмигрировавшего друга, который мне это святотатство предрекал. Отпускало меня только в самолете, в нейтральном воздушном пространстве. Однако сразу после посадки, меня начинало мучить огромное количество практических деталей. И так я запуталась в своей национальности и культурной принадлежности – на обоих языках говорю одинаково с восьми лет, книжки читаю строго по очереди: одну на русском, одну на английском, – что пришла мне в голову идея попробовать третью культуру… ну как платье примерить: покрутиться у зеркала и решить, идет мне или нет.

Выбор пал на Аргентину. Уж менять культуру, так менять, нечего размениваться на полумеры типа Канады или какой-нибудь Словении. Слетав в первый раз в Буэнос-Айрес, я поняла, что выбор был сделан правильный. Ничего более не похожего на привычную и знакомую мне жизнь я представить не могла. Чувство дуальности сменило триполярное состояние, когда все три культуры: русская, американская и латинская – в частности, аргентинская – прочно укрепились во мне, договорившись мирно, кому в какие моменты давать выплескиваться, возмущаться или радоваться. Появились три головы, которые я хранила в шкафу, как три парика на подставках, и, собирая в очередной раз чемодан, я аккуратно меняла голову на ту, в чьи края собиралась в путешествие. Сильного успокоения это не принесло в экзистенциальном вопросе: кто я? Но задавать его я стала все реже и реже. Так и живу, как трехглавый Змей Горыныч. Привыкла. Одна голова – хорошо, а три – не хуже.

Буэнос-Айрес для меня начался в аэропорту, когда вместо привычного американского, произносимого в нос «м’эм» симпатичный брюнет на паспортном контроле чувственно произнес: «Сеньорита…» – и, заглянув мне в глаза, мгновенно проник куда-то вовнутрь, как и сам город. Говорят, если при первой встрече с человеком, с городом никакой алхимии не произошло (не возникло симпатии, страсти, любви или ненависти), вряд ли возможны эти эмоции в дальнейшем. В столичном аэропорту Эзейза, примечательном лишь своим отставанием в технологии, со мной – произошло, и потом на протяжении двенадцати лет я переживала все эти фазы эмоций, причем именно в такой последовательности.

Молодой представитель иммиграционного департамента произвел на меня самое наиблагоприятнейшее впечатление, назвав «сеньоритой», а потом стал задавать обычные для любого паспортного контроля вопросы, как то: где я собираюсь остановиться, мой адрес в Буэнос-Айресе, надолго ли я приехала и с какой целью. Подобные вопросы этот парень задает сотни раз в день, всю свою рабочую неделю, но они у него звучали так, что казалось, будто он собирается попросить номер моего телефона или пригласить на чашечку кофе. При этом он смотрел на меня с интересом, а совсем не отчужденно, строго или со скукой, как это обычно делают чиновники подобных служб во всех других аэропортах, где мне доводилось бывать раньше.