Юрий Максименко - Народные предания и первая Киевская Русь

И всталъ въ тени старецъ одинъ, стоитъ, смотритъ, ничего никому не говоритъ совсемъ, и видятъ все, что за старец чуденъ тотъ, и Братья видятъ, вставились, не дерутся уже, и старецъ тотъ говоритъ имъ голосомъ громовымъ: «А бросайте, сынки, сабли ваши!» Тутъ узнали все гласъ Огылы-Царя, и младшій Братъ саблю кинулъ на землю, а старшій Братъ стоялъ, не слухался, потомъ саблю въ небо вздыгнулъ вверхъ и срубилъ главу братнюю начисто! «Будь же проклятъ, сыне мой, за зло твое! Во век веков будешь терзаться! Братню кровь пролилъ из-за бабы той, меня – отца – ослушался!» И ушелъ царь Огыла во тьму утреннюю, а Братъ стоялъ самъ не свой надъ убитымъ Братомъ, и не слышалъ онъ ласки царициной, что звала его къ себе въ постель теплую. И вышла она къ нему, съ воза скочила, подбежала, а онъ крикнул страшно ей: «Не подходи! Не подходи!» И взмахнулъ саблей, начисто голову ей срубилъ нечистую. Потомъ самъ ушелъ въ поле темное, и никто больше не видалъ его, не слыхалъ, а и старые люди собиралися, царя нового выбирали себе, радовались, а про Брата того нечистого песни сложили.

Сказ про царя Дида Маха

За Царя нашего, за Хоробряго Маха, какого еще Дидомъ звали люди, степи, на полдень, были богатыми, и травою, и водою, и скотиною. Только одна беда была тамъ, одно Лихо, одно Диво-Дивное, щедъ жити нельзя было людямъ Руськимъ, а то – везде въ траве, коли ступнешь, кости людьскія найдешь! Погибали тамъ люди всегда ни за что, нападали на нихъ волки злыя, да въ ночи темной, изъ травы густой налетали люди разбойныя, безжалостныя. Да налетятъ, людей порежутъ, а скотину заберутъ съ собой. И сами разживутся, разленятся, а на нихъ другіе нападутъ и всехъ побьютъ. Такъ и было, что степи те ничьи были. Кто хозяиномъ заявится, самъ погибнетъ. И то Русы по краю только степному поближе леса ходили, скотину гоняли, да все кругомъ глядели, стереглися, а вечеръ придетъ, до лесу шли, абы въ степу и огня не делать, и не спать. Въ лесу же яму копали глубокую, въ ней печь делали, вырывали, а сверху котлы ставили, вечерю варили, а сварятъ, огонь погасятъ. Лучше было въ холоде, во тьме, чемъ при костре светломъ, какой вороги видятъ. И то спали, войлокомъ закутавшися, шкурами бараньими обложившеся, и двоихъ, троихъ на сторожъ ставили, абы слухали степу, та не спали, а коли жъ недоброе услышатъ, такъ чтобъ всехъ будили потиху, да чтобъ оружны были всегда и во сне.

И такъ люди жили-были, стерегалися, и такъ въ степу не заживалися, а къ осени домой досягалися, подальше въ лесъ темный, дубовый, да чтобъ вороги пути за ними не знали, следы свои заметали, поливали, вениками выпрямляли траву побитую, следъ конскій ровняли, травой засыпали, и ногой утаптывали, чтобъ ровно було. И дома – за тынами все хаты стояли, другъ до друга жалися, ярками окапывались, чтобъ и туда ворогъ въ зиме не забрелъ, тамъ всю весну, лето и осень старые были, малые да жены съ ними. И тамъ все траву косили, сушили сено, въ стога клали, грибы собирали, солили, мочили, сушили, корни копали, щавель солили, ягоды сушили, квасили съ медомъ, чтобъ на зиму было себе и скотине. А хлеба было разъ-въ-разъ, до весны, да не каждый день и хлеба ели. Женки да дети рыбу запасали съ лета, сами не ели, абы на зиму было, когда мужья, браты съ сыновьями скотину пригонятъ изъ степи близкой.

Въ оте дни и ели досыта разъ за годъ, Овсеню Великаго правили, Трижна ли, а коли Радащь приходилъ, ели творогъ, блины пекли, въ гости ходили, да до самого Коляды заговлялись, пустымъ борщомъ жили, морковкою, пастернакомъ, петрушкой до сельдереемъ, отакъ и жили корнями разными, а какіе горькіе, въ золе пекли. Отежъ, кто подальше жилъ, курей имели, а кто поближь, держать боялись, и собаки были у нихъ, что не гавкали, и кони не ржали, скотина не ревела. Всякая животина понимала, что тихо надо жить, а то ворогъ злой услышитъ, придетъ. Затянетъ кто песню, старшіе цыкаютъ, бо та песня Лихо накличетъ, а за Лихомъ и Диво Дивное придетъ, а за нимъ и ворогъ кровавый тако жъ. Такъ до первыхъ снеговъ таилися, а какъ снега падали на хаты, какъ леса покрывали, тогда радовались, до весны вороги не придутъ!

Отогда и мужики шли до лесу, зверя следить, косулю, птицу, а може и кабана дикаго, или рыбу подо льдомъ, абы домой что принести, или шкурку, или ежу нужную, сытную. Привезутъ охотники яланя забитаго, кожу снимутъ, свою часть возьмутъ, остатное для всехъ людей, кто хочетъ. Сами же мясо нарежутъ тонко, да на морозъ, а оно за день, коли морозъ крепкій, вымерзнетъ, высохнетъ, и долго держится. Ставили Пращуры наши ледники глубокіе, набивали ихъ снегомъ свежимъ, соломой крыли, и после ледъ былъ до самой осени. На льду томъ и мясо держали свежее, а кругомъ ледника псы бегали, добро хозяйское отъ ворога, зверюги хранили, и кормы за то получали добрые, чтобъ холодъ выдержать могли въ ночи. За ледниками стога сена, соломы были, да коли холодно, псы въ нихъ прятались, а коли волки приходили, либо лисы, такъ они на нихъ прямо изъ соломы скакали и тогда только гавкали, и хозяинъ шелъ – съ пикою либо стрелами, шаблей гострой. Вотъ такъ жили Пращуры, всего боронились.