Она открыла загадочный конверт, в нем оказались пять рублей и короткое послание от Раухи Каалске, маминой подруги из Подужемья.
Всего несколько слов было в нем написано: «Я нахожусь там-то, держитесь».
Эта трогательная забота очень взволновала и согрела нас. Тогда все старались помочь друг другу, чем могли.
Весной маме в колхозе выделили большой участок, засеянный льном. Когда лен вырос, надо было его выдергивать. Пока поле не вычистишь ото льна, трудодни не начислят. Мы втроем ходили дергать лен, мама, я и Ира. Иногда Вилье, сын тети Хельми нам помогал.
Дергаешь лен, а он колючий. Семечки у него уж очень колючие. Руки у нас непривычные к такой работе, нежные, а ни рукавиц, ни перчаток нет.
К вечеру руки становятся темно-зеленого цвета от льняного сока, ладони все в занозах, пальцы отказываются служить, все руки в мозолях, кровоточат даже. Мы их попарим в горячей воде, а на следующий день мама кусочек ткани от единственной простыни оторвет, обмотает нам руки, и мы снова идем дергать лен.
В один из дней по дороге с работы я почувствовала себя очень плохо.
Мама прикоснулась к моему лбу и воскликнула: «Да ты вся горишь!».
Когда пришли домой, измерили температуру. У тети Хельми к счастью был градусник. А ртуть в градуснике подскочила к отметке сорок градусов. Мама меня уложила, осмотрела руки и увидела, что у меня началось заражение крови. Воспаление пошло от ладони вверх по вене к локтю. Грязь видимо попала в ободранные в кровь льном ранки.
Мама где-то раздобыла сырую картофелину и, натерев ее, привязала к моей руке. Она долго сидела рядом со мной, крепко держа повязку, чтобы я нечаянно не сдвинула ее. И где она только эту картофелину нашла? У нас и картошки-то не было.
Около часа, а может быть и больше мама держала драгоценную повязку, чтобы она случайно не съехала. Я почувствовала, что температура стала спадать и уснула.
Утром, когда я проснулась, мама, улыбаясь, спросила: «Ну вот, опять спаслись, теперь дальше жить будем?».
На работу мама меня больше не брала. Закончили они лен дергать вдвоем с Ирой. Трудодни за эту работу оплачивали деньгами или продуктами. Мама взяла картошкой и мукой.
По соседству с нами жила одинокая старушка в большом старом доме.
Как-то она зашла к нам и говорит: «Сегодня Радоница – пасха мертвых, пойдемте ко мне на обед. У меня на этом свете никого нет, все мои родные там».
И махнула неопределенно рукой в сторону. Нам стало жалко ее, и мы отправились к ней в гости.
Дом у старушки был огромный, рассчитанный на большую семью. В деревне все дома устроены одинаково. Кухня с русской печью, в комнате солидный стол, по стенам длинные лавки. На столе стояла посуда, разные тарелки, миски, деревянные ложки. Бабушка приготовила на обед какой-то суп и пироги.
Она сказала нам: «Садитесь за стол, только вот эти три места для мертвых оставим».
Окно было открыто и на подоконнике лежало длинное вышитое по краям полотенце, такое же полотенце висело над зеркалом. Конец одного полотенца был постелен на стол и на нем стояли три тарелки с супом, а еще четыре на столе рядом.
«Подождем, пока они поедят, потом будем кушать мы», – сказала бабушка.
Долго, боясь пошевелиться, мы сидели и смотрели на полотенце.
Наконец бабушка тихо произнесла: «Видите, полотенце шелохнулось».
Немного погодя раздался в тишине резкий звук, словно ложкой стукнули о тарелку. Кто-то из нас, наверное, нечаянно задел ее. В открытое окно тянуло холодом, и мы сильно дрожали то ли от холода, то ли от страха перед встречей с мертвыми.
«Ну вот, теперь можно и нам кушать», – наконец разрешила старушка.
Мы, испуганные и притихшие, быстро поели и отправились домой. Три тарелки с супом так и остались, конечно, стоять на столе нетронутыми.
Мама была атеисткой и в загробную жизнь не верила, чтобы нас успокоить она сказала: «Если долго смотреть на какой-нибудь предмет, то всегда начинает казаться, что он движется».
Все равно впечатления у нас с Ирой после этого обеда остались не самые приятные.
В колхозе нашей семье выделили небольшой участок мелкого березняка для заготовки дров. Мама начала деревья пилить лучевкой, это такая пила. Рубить сучки мы не умели. Мама свалит дерево, срубит сучки, перепилит дерево на чурки, а мы с Ирой таскаем их на дорогу.
Потом председатель колхоза дала маме лошадь. Мы на этой лошади, запряженной в телегу, привезли дрова домой. Мы с Ирой обдирали с чурок бересту, потому что сырую березу растопить сложно. Бересту и все щепки тщательно собрали и высушили на печке. Целую неделю мы занимались заготовкой дров.
Читать дальше