Айрат Сулейманов - Бузовьязы. Люди и судьбы. Книга вторая

Покидать родные места всегда тяжко, тем более если уходишь на фронт и не знаешь, когда вернешься назад, да и вернешься ли вообще. Путь от Бузовьязов до Алкино не слишком долог. Миновали Дему, там круто в гору шла проселочная дорога. За лесом показались строения, палатки, а чуть поодаль открывался взору военный полигон. Здесь Мударис впервые увидел настоящий танк, боевую артиллерийскую пушку. Здесь же узнал, что именно отсюда в 1942 году уходила на фронт ставшая позднее легендарной 112-я кавалерийская дивизия башкирских конников под началом Миннигали Шаймуратова.

Станция Алкино и военный городок – для многих место знаменитое.

По окрестным полям и на полигоне как сейчас, так и в военные годы шли учения. Дни ускоренной подготовки промелькнули моментально. Бойцы стреляли по мишеням, кидали гранаты в набитые соломой чучела врагов. По ночам с железной дороги долетали к военному городку оглушительные гудки паровозов и ритмичная дробь вагонных колес. Поезда один за другим пролетали на запад.

Пройдя ускоренную подготовку, земляки-бузовьязовцы разместились в один товарный вагон, и состав на всех парах помчался на запад. Только после пересадки в Москве они узнали, что едут к Балтийскому морю. Кенигсберг – конечная точка их маршрута – гитлеровцы превратили в городкрепость. До конца войны Советской Армии предстояло осилить еще два крупнейших сражения: Берлинскую и Кенигсбергскую операции.

Прямо с поезда молодые ребята, в том числе и мой отец, оказались в пекле битвы. По словам отца, по воспоминаниям Ягафар-агая и других, вернувшихся оттуда, в Кенигсберге был настоящий ад. Беспрестанно по городу-крепости била наша артиллерия. То и дело бомбила укрепленное гнездо фашистов авиация. С Балтийского моря оглушительно били корабельные орудия. Кенигсберг пал, и советские солдаты смыли пыль со своих сапог в водах Балтики. А там уже не за горами была Великая Победа – 9 Мая.

Но для отца падение Берлина еще не было концом войны. Несколько недель передышки – и снова он в пути, только путь этот лежал на Восток. Отец с нескрываемой гордостью изредка рассказывал о своем участии в Японской войне в августе-сентябре 1945 года.

– Пришлось мне тогда, – говорил он, – пройти и проехать с боями всю Маньчжурию, Мукден повидал… А войну закончил в Порт-Артуре.

Помню, как отец с какой-то горечью в голосе после некоторой паузы круто менял тему:

– Эх, ошибся все же Никита Хрущев, не надо было отдавать ему китайцам морскую крепость. Жалко до слез… Сталин сполна оплатил японцам за ошибки царя Николая. За гибель «Варяга», за падение Порт-Артура.

Вообще, отец дома редко вспоминал о войне. Только 9 мая и 7 ноября, когда приходили к нам гости – бывшие фронтовики, все они вспоминали лихое военное время. Многого я не понимал в их разговоре, изредка подавал голос. Однажды при упоминании Сталина я спросил отца:

– А что такое Цусима и Порт-Артур?

– Вот вырастешь, прочитай книги писателей Степанова «Цусима» и «Порт-Артур», тогда и узнаешь. Это те места, где мне пришлось когда-то воевать.

И еще один разговор о войне запомнился мне. Мама с папой сидели за столом и тихо беседовали. Мама завела разговор о том, что жизненный путь человека предопределяет прежде всего труд. Тот, кто много работает, тому и благоволит судьба.

– Мне кажется, – продолжала она, что свою судьбу человек строит сам.

– Так-то оно так, – поддержал разговор отец. – Однако в жизни все сложнее. Есть факты, которые говорят, что судьба у каждого своя. Порой не знаешь, из-за какого угла она подстерегает тебя. Вот нас, солдат, летом 1945 года перебрасывали с Запада

на Восток. Через Маньчжурию мы пробирались с боями. Японцы жестоко сопротивлялись.

В кузове грузовика ехал с нами один сержант, разбитной такой парень из Сибири. На малейшее подозрение, что где-то рядом затаились самураи, он выпрыгивал за борт машины и автоматными очередями бил по зарослям редкого кустарника, по посевам чумизы. Раза три-четыре действительно натыкался на японцев. Когда сибиряк, возвращаясь, залезал в кузов, гордо смеялся: «Пули меня не берут, всю войну прошел, Берлин брал и даже ранен не был. Судьба у меня такая».

Но от судьбы не уйдешь. Прошли мы Маньчжурию, и уже в Китае, когда до конца войны оставалась всего-то дня три, раздался одиночный выстрел. Сержант рухнул наземь. Мы подбежали к нему, а он уже мертвый. Пуля угодила прямо в сердце. Как тут не поверишь в судьбу…

Да, война не обошла стороной отца. Хотя и краем своим, но она коснулась его юности. Понюхавшим порох, прошедшим огненные пути Кенигсберга и Маньчжурии вернулся он домой. Война наложила свой отпечаток на его характер. В работе всегда был горяч и цепок, требовал с других и нам спуску не давал, но в строгости своей был справедлив.