Никита Леонтьев - Усташские лагеря смерти в Независимом государстве Хорватия в 1941–1945 гг.

Акция Дианы Будисавлевич продолжалась до последних дней войны. Всего ей удалось спасти более 15 тысяч детей, из них более 12 тысяч смогли дожить до конца войны. После освобождения Хорватии в мае 1945 года она была вынуждена передать всю накопленную ей уникальную картотеку с данными по десяткам тысяч спасенных детей в Министерство социальной политики. После этого она покончила с общественной деятельностью. В 1978 году она скончалась в родном Инсбруке.

Помимо картотеки, Диана Будисавлевич оставила после себя еще одно сокровище – ее дневник. И в наши дни прочитать его может любой желающий. Ниже – отрывки из дневника.

«23.10.1941

Мира Кушевич, жена моего брата, узнала от Марии Ладжевич о существовании большого концентрационного лагеря, в котором, помимо евреек, находятся и православные женщины с детьми. Мы решили попробовать помочь им. Сначала мы собирались просто посылать им какие-то деньги через Еврейскую общину. Но нам не смогли ответить, можем ли мы таким образом помогать не еврейкам.

27.10.1941

Стало известно, что мы можем помогать и православным женщинам. Тотчас же мы начали собирать для них одежду. Дни напролет ко мне приходили и уходили незнакомые женщины, запасы одежды постоянно расли. Поскольку мы могли действовать только скрытно, а круг моих знакомых был невелик, я советовала всем использовать принцип снежного кома: пусть каждый расскажет о нас своим знакомым (разумеется, тем из них, кому можно полностью доверять), они – своим и так далее. Обе моих дочери, взяв в помощь подруг, занялись шитьем. Все готовые вещи мы сортировали и упаковывали в моем гараже.

Те, кто дарил нам одежду, чтобы мы затем отправили ее в лагерь, ставили одно условие: чтобы мы нигде и никому не раскрывали их имен. Это было вызвано страхом перед возможными репрессиями.

Занимались мы и покупками. В нашей общей кассе уже были кое-какие средства. Прежде всего мы покупали мешки для соломы – как пояснили нам в Еврейской общине, нужно будет собрать очень много соломы, чтобы узники не спали на голом полу. (И солому, и одеяла, которые мы также закупали в первую очередь, лагерное начальство так и не передало пленным).

Сначала мы планировали собрать индивидуальный пакет для каждой пленницы, но затем были вынуждены отказаться от этой идеи. Мы собирали общие посылки с тем, чтобы уже по получении женщины сами делили бы между собой их содержимое – кому что нужнее. В Еврейской общине нас уверяли, что все посылки обязательно дойдут до пленных. Они рекомендовали нам отправлять одежду, обувь, мешки для соломы и покрывала – а вот от пересылки продуктов и табака советовали отказаться.

06.11 – 09.11.1941

В период с 6 по 9 ноября мы передали пленным через общину 25 набитых вещами мешков и еще 10 личных пакетов. Кроме того, 8 ноября я узнала, что из лагеря Лоборград была отпущена на свободу г-жа Ковачевич с детьми, и что они сейчас находятся в Загребе. Я посетила ее и узнала кое-что важное об этом лагере. Например, то, что православные женщины находятся в полно изоляции от евреек. В итоге они выбрали старшей Радойку Васильевич, которая заботится об остальных по мере возможностей. Узнав это, мы отправили через Еврейскую общину еще несколько пакетов для православных женщин, адресовав их Радойке Васильевич.

01.12.1941

Мой первый прием у архиепископа Степинаца. Результат разговора – полностью негативный. Архиепископ заявил мне, что не имеет никакого влияния на правительство и ничего не может сделать. Он готов взяться за дело, но наперед знает, что у него ничего не выйдет.

09.02.1942

Меня посетил г-н Райчевич. Он выразил желание сотрудничать с нами от имени сербского Красного креста из Белграда.

27.02.1942

Получаю письменное разрешение на проведение своей акции помощи узникам лагерей. Сразу же отнесла его фотографу, чтобы он сделал несколько копий. Зная, что в ряде случаев это разрешение не будет значить ровным счетом ничего (меня предупредили, что каждое усташское отделение придерживается только своих собственных правил и не признает силу документов других), я все же решила продолжать акцию.

Еще до того, как мне выдали разрешение, я несколько раз убеждала доктора Видаковича взять на себя руководящие функции наравне со мной. Ведь именно он с самого начала нашей работы был нашим казначеем, ответственным за общую кассу. Я же не хотела распоряжаться чужими деньгами. Но всякий раз он решительно отвергал мои предложения, опасаясь преследования со стороны властей. Таким образом, я оказалась единственной ответственной за всю акцию, все работы велись от моего имени, и только я принимала на себя все возможные риски. Было понятно, что мой муж не одобрял моей работы, боясь за меня и за себя. Но я хотела помочь, насколько это вообще было в моих силах. Я была убеждена в том, что моя жизнь не ценнее жизней тех невинных, которых подвергали гонениям, и если я могу помочь – в первую очередь я думала о детях – то я должна просто принимать вещи такими, какие они есть.