Алла Черкасевич - Оглянись и будь счастлив

Суббота, получена увольнительная. На этом, северном, берегу Туры – Верхотурье, но какие там танцы, там и молодёжи-то нет. Не то, что в Глазуновке, приходят девчонки с Заимки! Танцы, как обычно, прошли весело. Девчонки (Валя, Римма, Тася и Клава) укладывались спать, как в дверь кто-то постучал. Стучал всё сильнее и требовательнее. Входную дверь в сени открыли девчонки из соседней комнаты, теперь стучали уже в их дверь. Удивлённая Клава толкнула крючок вверх. На пороге стоял голубоглазый солдатик в мокрой шинели. Прыгал последним по льдинам и провалился, хорошо, что не далеко от берега. Вернулся в детский дом. К кому он пришёл? Как-будто бы к Тасе. Сняли мокрую шинель, сапоги полные воды. Усадила на табурет, накрыла своим пальтишком. Кровати то маленькие, подростковые. Тася сидела в кровати поджав ноги. Миша невероятным образом сжался на табурете под пальто, только голову положил на кровать. Ему бы горячего чая, да где его взять? Как только забрезжил рассвет солдат ушёл из холодной девичьей кельи.

Вырубку делянки леса на высоком берегу Туры закончили. Солдаты построили бараки-казармы на низком берегу в двух километрах за деревней Глазуновкой. Теперь можно было бегать в Глазуновку по лесу. Суббота. Миша со группой увольняемых солдат спешит на танцы, но в клуб не заходит, просит сослуживца вызвать черноглазую на разговор. Не успели девушке передать просьбу, как Михаил заметил «бобик» (ГАЗ-67Б) командира. Тень метнулась от клуба в лес. Бежал как никогда быстро. как он потом рассказывал, у него не было увольнительной.

Мост не восстановлен. Военным необходимо переправлять брёвна на противоположный берег Туры, а там везти к железнодорожным составам. Солдаты строили паромную переправу. Как они работали! Любо-дорого посмотреть! Особенно один из солдат, с васильковыми глазами, не боялся зайти в воду, дольше всех доделывал все мелочи. И за стройкой наблюдали глаза, нет не чёрные глаза Таисии, а карие глаза уже немолодой женщины, фельдшера детского дома – Феклистовой Веры Александровны.

Виделись молодые люди редко. Быстро пролетела весна. Приболела, простыла Тася. Лежит с высокой температурой на своей дальней кровати в четырёхместной комнате в общежитии. Распахнулась дверь, а на пороге– Миша: «Мы уезжаем. Закончилась командировка. Я писать тебе буду». «Зачем, – мямлила Тася, – я болею, и вообще, я – сирота и плохо вижу». Красивый парень хлопнул дверью и убежал. Никогда и никому из своей многочисленной родни Миша не признается в минутной слабости (в своих слезах от потери любви) в товарном вагоне, который увозил его на другой край земли, на Украину, в Никополь или Кировоград, или Кривой Рог.

А Тася работала и копила деньки к отпуску. Больше всех сдружилась с Клавой Жиляковой: девушкой бойкой, пробивной, заводилой. Вместе девушки ездили в Москву и Ленинград. Останавливались у дальних родственников или знакомых знакомых Клавы. Любовались Кремлём и Зимнем Дворцом, радовались покупкам в Пассаже и Гостинном дворе. Таисия укладывала тяжёлые чёрные косы полукругом на затылке, надевала платье в мелкий цветочек и жакет с плечиками: модная, городская.

Появлялись на танцах в Глазуновке и другие прикомандированные солдаты. Таисия по-прежнему была королевой танцев. Однажды передал ей стройный шатен записку. Как не тужилась Тася прочитать или понять зашифрованный смысл текста, так ничего и не поняла. В следующую субботу на танцах шатен опять пригласил черноглазую, черноволосую Таисию. Ждал ответа на записку. Тася потупила взгляд и равнодушно произнесла: «Я ничего не поняла». «А разве Вы не молдаванка?», «Нет», сжалась Тася. Загадка записки на молдавском языке канула в лета. На танцах в Глазуновке были разные молодые люди: солдат по фамилии Кисель из Белоруссии, башкир Борис Гильмандинов (интеллигентный, добрый), который стал судьбой Клавы.

А Миша писал Тасе письма около двух лет, а потом переписка заглохла: Таисия написала, а он не ответил…

***

Жизнь не стояла на месте. Вот и Лена Сидоренкова собралась увольняться. Лена, которую Тася знала ещё по педучилищу. Лена училась в параллельном классе, на мандолине. Приехала на Заимку вскоре за Тасей, через 4-5 дней, тоже по перераспределению Отдела детских домов Свердловского ОБЛОНО. Лена была сиротой из Карпинского детского дома. Карпинский детский дом считался богатым. Ему материально помогал, как сказали бы в Советском Союзе 70-х годов – были шефами, Карпинский горно-обогатительный комбинат. Казалось, Лена не доходила до такой нищеты, как Тася. Лена иногда ездила в Карпинск к подруге-швее. Где-то покупала диковинные вещи. Привезла Тасе ручные дамские часы! Из другой поездки – бордовое платье. Судьба Лены тоже была связана с танцами в клубе деревни Глазуновка. Только приглянулась Лена не солдату из дальней стороны, а старому, по меркам тех лет, двадцатисемилетнему холостяку Ефиму из Кривого Озера, деревни, что в тайге на противоположном берегу Туры. Лена перевелась работать в школу в Глазуновку. Вышла замуж за Ефима. К родительской избе Ефима сделали пристройку для молодых. У них родилась дочь. Что произошло потом Тася узнала позже.