Анна Сандермоен - Секта в доме моей бабушки

Я родилась и первые годы своей жизни провела в Душанбе, пока родители не переехали жить и работать в Ленинград. Мои воспоминания о родном городе по-детски прекрасны. Это дом: бабушка, теплый воздух, запах фруктов, муравьи на кухне, печак, «зеленый» базар, прохладный линолеум на полу, пластинки, запах книг, лоджия с огромным зеркалом, журчащие арыки, асфальт плавится, сидячая ванна, розовые аллеи, плакучие ивы, виноградные лозы над головой, чай из пиалушек, ароматные лепешки с кунжутом, деревья со сладким тутовником, черешневые сады, песчаные афганцы-ураганы и, конечно, оперный театр! В оперный театр, который считался душой города, бабушка меня водила часто (по крайней мере, я так запомнила).

Таджикский государственный академический театр оперы и балета имени Садриддина Айни. Основан в Душанбе в 1936 году

Русскоязычную среду в Таджикистане тех времен составляли в основном представители интеллигенции, насильно высланные из крупных российских городов. Так там оказались и мои родные. Дедушка был сыном врага народа, которого расстреляли в годы сталинского террора, и вся семья оказалась под этим клеймом. У нас не было разрешения жить в Ленинграде, откуда моя мама родом. Какое-то время, на первом этапе наказания, семья жила за «сто первым километром», а потом была «распределена» в самую дальнюю среднеазиатскую республику – «поднимать целину». Бабушка и дедушка – как ученые и профессора – должны были создать и развивать местный душанбинский университет. Им «списали» нищенские зарплаты и прямо во внутреннем дворике университета выделили глинобитную хибарку без каких-либо коммуникаций. Там и росли моя мама и мой дядя. Но, как это было принято в СССР, никто не роптал, и моя мама до сих пор убеждена, что решение семьи жить в Душанбе было добровольным. Тогда все были обязаны быть счастливыми и благодарными коммунистической партии, что бы ни произошло.

Когда родилась я, у бабушки уже была своя квартирка, «великодушно» выделенная ей советским государством: в трехэтажном доме и даже с холодным водопроводом и канализацией. С дедушкой они развелись; он уехал жить и работать в Киргизию, где со временем возглавил геологический институт. А бабушка продолжала преподавать в Душанбинском университете и по-прежнему заботилась о своих детях: моей маме и ее брате.

Первые годы моей жизни прошли в бабушкиной квартире. У нас была соседка, тетя Оля. Я знала ее очень хорошо: она жила под нами, в такой же квартире, как у нас. Правда, мы все знали друг друга: в нашем доме на улице Лахути было всего шесть квартир.

Тетя Оля была особенной. Она пела в оперном театре, и, когда мы ходили на «Кармен», я всегда с трепетом ждала ее выхода. Потому что из обычной, на мой тогдашний взгляд, женщины на сцене она превращалась в настоящую жар-птицу, яркую Кармен с потрясающими прическами и платьями, ярким гримом и звонкими кастаньетами. Она танцевала, пристукивая кастаньетами и каблучками, страстно пела Хабанеру, бросала розу в Хосе! Зал аплодировал стоя, выкрикивая «бис». Некоторые, вставив пальцы в рот, свистели от переполняющих их чувств.

По окончании оперы мы выходили в фойе, разговаривали и дожидались тетю Олю. А она выходила к нам уже без грима, в обычной одежде простой советской женщины, с хвостиком на затылке. Меня всегда удивляла эта перемена. А как же страсть, розы и Хосе? Почему нельзя остаться такой же красивой Кармен и за пределами театра? Но в те времена мы обязаны были выглядеть в жизни как все. Серенькими, скромными и никак не выделяться.

Тетя Оля тоже оказалась в секте, и мои воспоминания о той яркой и удивительной Кармен навсегда остались в прошлом.

Ах, как я мечтала быть как Кармен! Яркой, красивой, петь как соловей, бросаться розами, и чтобы рядом всегда был такой Хосе, который бы мною восторгался. Это произошло, но для этого мне пришлось проделать путь длиной почти в сорок лет.

В 1981 году мне было семь лет. Я жила с мамой и папой в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург). Родители мои – геологи и работали во ВСЕГЕИ (Всесоюзный геологический институт). Это было величественное здание с высокими колоннами и широкими лестницами, как в Эрмитаже. Храм науки!