Евгений Гусляров - Любовь и диктатура

Христиан Август, великий герцог Ольденбургский. Известия о царице Екатерине Алексеевне. Из ольденбургского великогерцогского архива // Русский архив № 1, 1904. С. 370-371

Историк [же] Карла XII, шведский придворный проповедник Нордберг, взятый в плен под Полтавой в I709 году и живший около шести лет в России, то в Петербурге, то в Москве, приводит свидетельство одного лифляндца, знавшаго отца и мать Катерины, подтверждаемое церковною книгою: «Отец ея был шведский квартирмейстер Эльфсборгскаго полка Иоган Рабе. Находясь с полком в Риге, он женился на местной уроженке Елизабете Мориц. По прибытии в Швецию со вторым мужем, Елизабета родила в I682 году, на бастели (в округе) Гермундерид, в приходе Тоарпа, дочь Катерину. Через два года Иоган Рабе умер, а жена его с дочерью и новорождённым сыном вернулась в Ригу, где, некоторое время спустя, Катерина поступила в сиротский дом, затем на Ревельское подворье и, наконец, к мариенбургскому пробсту (пастору) Глюку»…

Белозерская Н.А. Происхождение Екатерины Первой. Исторический вестник. Т. LXXXVII. СПб,1902

Современная русская писательница, живущая в США, Алла Кторова, занимаясь историей происхождения этой женщины, докопалась до её якобы еврейского происхождения, утверждая, что Марта по матери была из рода Веселовских, а они-то и были евреи.

Васильева Л.Н. Жёны русской короны. М. 1999. Т. 2, с. 77

Как видно из юмористических мотивов переписки Петра Первого и его жены, он склонен был подозревать в ней шведку. В этом отношении весьма характерен правдивый или вымышленный рассказ одного «русского господина», передаваемый тем же взятым в плен шведским историком Нордбергом. По заключении Ништадтского мира, в 1721 году, царь будто бы сказал в шутку своей супруге: «Как договором постановлено всех пленных возвратить, то не знаю, что с тобою будет?». Царица, поцеловав его руку, отвечала: «я ваша служанка; делайте, что угодно; не думаю, однако, чтобы вы меня отдали» и пр. Вообще Пётр I, по-видимому, не раз напоминал, шутя, своей супруге, что она шведская подданная. В 1718 году, 11-го октября, в день Нотебургского штурма, ежегодно празднуемого им, он писал ей собственноручно: «Катеринушка, друг мой сердешнинькой, здравствуй! Поздравляем вам сим счастливым днём, в которым русская нога в ваших землях фут взяла, и сим ключём много замков отперто». В другом письме из Гангеуда (Гангута) Пётр пишет 27 июня 1719 года, по поводу годовщины Полтавской битвы: «Поздравляю, друг мой, вам сим днём – русским нашим воскресеньем. Дай Боже! что в девятом началось в девятый бы на десять благой конец восприяло! Чаю, я вам воспоминаньем сего дня опечалил, однакож разсуждай…» и т.д.).

Белозерская Н.А. Происхождение Екатерины Первой. Исторический вестник. Т. LXXXVII. СПб,1902

…В 1714 году русский генерал-комиссар при курляндском Дворе, Пётр Бестужев, получил, через Матвея Алсуфьева указ её величества из Петербурга и роспись, «дабы в Крышборхе сыскал фамилию Веселевских и Дуклясов». [Несомненно, это было связано с желанием самой императрицы узнать, наконец, собственное прошлое]. Поручение было нелегкое, судя по общему положению страны, опустошённой многолетней войной, голодом и моровым поветрием, о которой пишет очевидец Вебер, в январе того же 1714 года: «От Мемеля до Митавы я нашёл почтовую дорогу почти совершенно запустелой; не видно было ни людей, ни домов, ни скота, так как всенародные бедствия свирепствовали в этом герцогстве, и по сделанной переписи осталась всего одна четвёртая часть бывших в нём душ»… Далее Вебер добавляет: «Ригу я нашёл ещё в худшем состоянии в феврале 1714 года, тем боле, что чума скосила здесь до 60 000 душ, а во время осады русскими брошенные восемь тысяч ядер разрушили дома; многие семьи обратились в бегство перед сдачей города»…

Понятно, что при таком положении края Бестужев не мог скоро выполнить возложенного на него поручения, и собранные им сведения не могли быть особенно точными. Только 2б-го июня следующего 1715 года он послал своё донесение императрице, что по ея величества указу «сыскать фамилии Веселевских и Дуклясов он в Крышборх ездил и кого мог тех фамилии сыскал». При этом донесении сохранилась собственноручная записка Петра Бестужева, составленная им через месяц, а именно 25 июля того же года, которая служит наглядным свидетельством его старания передать буквально всё слышанное и доставить возможно подробные сведения. Сведения эти были следующие:

Донесение Петра Бестужева из Риги на запрос из Петербурга 25-го июня 1715 года.