Ленина Кайбышева - После Чернобыля

Они имели право уехать. Но не уехали. Вели себя, как и все, работавшие в смене. И выполняли все поручения, как персонал этой смены. Людей не хватало, потому что оператора главных циркуляционных насосов Дегтяренко уже унесли на носилках. Вместе с другими они искали Валерия Ходымчука. В первое время еще искали Кургуза и Генриха, так как никто тогда не знал, где они находятся.

...Сейчас в машинном зале на вновь построенной стене, которая теперь отделяет третий энергоблок от четвертого, есть бронзовая табличка: “Не бросили свой пост. Мужественно стояли до конца. Памятник им нужно возвести в каждом сердце. Ходымчук Валерий Ильич. 24.01.1951 — 26.04.1986. Ст. оператор Чернобыльской АЭС. Трагически погиб на своем посту”. Здесь же — траурные ленты “От работников РЦ-2”, “От работников НПО ЧАЭС”. И цветы в вазах. Рядом на стене — бронзовый барельеф, на котором изображен как бы падающий человек, поднявший над собой руки в попытке защититься или — защитить нас. Первоначальная табличка была написана по-русски. Теперь — по-украински.

По расчетам, именно в таком направлении следовало бы идти к его телу... Но этого, по-видимому, никогда не удастся сделать... После взрыва старший оператор главных циркуляционных насосов Валерий Ходымчук решил выяснить, как “чувствуют” себя его машины.

— Перевозченко сказал: “Теперь давай искать Ходымчука — у него не было никаких шансов выбраться”.— И мы пошли искать”,— рассказывает А. Ювченко. Поверить в то, что он не вернется никогда, было просто невозможно.

Красивый он был мужик. На фото вьющаяся, густая, русая зачесанная вверх шевелюра, выразительное, устремленное вперед продолговатое, пропорциональное русское лицо, крутой подбородок, четко обрисованы умеренной полноты губы; резковатый с искринкой взгляд над прямым крупноватым, чуть заостренным носом. Улыбается. Вообще, во всем облике его — веселость и лихость, что ли. Женщины, вероятно, были к нему неравнодушны.

Валерию Ходымчуку было 30 лет. Его повсюду любили за душевную щедрость, открытость и прямоту, за добросовестность в любом деле, за которое принимался, за профессионализм, за то, что умел быть хорошим товарищем. Портрет старшего оператора ГЦН Ходымчука до аварии был на доске почета: лацкан украшал орден “Знак Почета”. И орден Трудовой Славы второй степени ему вручен до аварии.

Ходымчука “вычислили”: по сигналу начальника смены все собрались у блочного щита управления и, стараясь перекричать друг друга от грохота, стали подсчитывать, кто должен находиться в этой смене, кто — гость и пытались понять, что же вообще произошло и как овладеть ситуацией. Вспышки света высвечивали приборные панели, пульт управления, людей; стали ясны направления поисков людей, отрезанных завалами. Не возвращался только Ходымчук. И никто не мог сказать, что его искать бесполезно. Его искали В.И. Перевозченко, В.В. Головатюк, B.C. Кириенко, В.В. Диченко, Ю.П. Юдин, В. Шкурко, С.В. Камышный, трижды А. Ювченко. Будь на его месте любой другой человек, искали бы все равно. Но мысль потерять Валерия казалось дикой. И его упорно искали несколько часов подряд в черноте помещений с заваленными входами и выходами, в грохоте обвалов, задыхаясь от дыма и радиоактивной пыли — до тех пор, пока сами не стали терять сознание, пока не были вынуждены подчиниться приказу покинуть станцию с приходом новой смены, то есть после семи утра. Многие вскоре погибли в московской шестой больнице Института биофизики Минздрава СССР. В Москве действует и городская больница № 6. Однако здесь и далее по тексту имеется в виду больница института, или, как ласково ее называют чернобыльцы,— “шестерка”.

Обязательность таких детальных поисков с риском для собственной жизни не обозначена в инструкциях. Лишь в общих чертах там записано, что в случае опасности начальник смены должен помочь пострадавшим, должен организовать спасение персонала.

Масштабы поисков — дело совести”,— говорил мне начальник смены турбинного цеха Г.В. Бусыгин... В 1992 г. он умер от болезни крови.

… Погиб Анатолий Харлампиевич Кургуз, старший оператор центрального зала реакторного отделения четвертого блока. Услышав взрыв, он посмотрел в зал. Людей не было, сплошной туман. Оттуда валил раскаленный радиоактивный пар. Зал сообщался с общей проходной комнатой, за которой была операторская. Пар закручивался зловещими клубами. Ясно, что в центральном зале работать невозможно. Пар неизбежно отрезал бы путь к отходу его подчиненному, оператору Олегу Генриху. Бывший моряк знал: если горит отсек, его надо герметизировать. И он пошел в пар. Закрыл тяжелую гермодверь из центрального зала. Вывел Олега. «Вывел» - это не совсем точно. Они двигались наощупь, почти ползком. За ними валились перекрытия, оглушительно трескались стены. Вместе, как братья, в полном мраке они потом бегом бежали по лестнице, казавшейся бесконечной – спускаться надо было с большой высоты. Теперь уже худенький Олег тащил плотного Анатолия. Обоих отправили в больницу. Позже Олег скажет: «Я обязан жизнью Толе Кургузу».