Ленина Кайбышева - После Чернобыля

...На вечере в музее гражданской обороны, посвященном второй годовщине со дня аварии, выступает Александр Петрович Ювченко, старший инженер-механик РЦ-2 (работать ему еще долго врачи запрещали). Индивидуальная доза — около 400 бэр (4 Грэй). Высокий, красивый, сильный мужчина. Лицо очень хорошее, благородное, открытое. Голос дрожит. Он с трудом справляется с волнением и, наконец, произносит:

— Я, наверное, не смогу рассказать так, как хотел бы. Мы делали все, что могли, чтобы облегчить жизнь остальных людей на планете. — Помолчал. Потом тихо начал — В 1 час 24 минуты — это было начало нашей смены — ничего не предвещало беды. Я находился на отметке блока “В”. Со мной был Перевозченко. Вдруг позвонили с блочного шита, сообщили: взрыв. Он отправился по вызову.

— Мы все были уверены в надежности реактора, так нас учили: серьезная авария невозможна. Связи с четвертым блоком не было. Вокруг все валилось. Вдруг вызвали мня на третий блочный щит. По дороге я увидел носилки: Витя Дегтярев, на себя не похож. Окровавленный. Он рассказал, что у ГЦН (главные циркуляционные насосы) находится Гена Русановский. Рядом со мной оказался начальник смены блока Трегубов, и мы вместе пошли выполнять приказ — открывать задвижки.

Встретили Сашу Кудрявцева. По дороге из транспортного коридора выглянули наружу. И тогда только увидели: полблока нет. Поняли масштаб трагедии и то, чем она угрожает. Все ребята пытались сделать что-то полезное. Дозиметристы говорили, что почти во всех местах прибор зашкаливает (позднее выяснилось, что разрешающая способность тех дозиметров была лишь 1000 мкр/сек). Никто не ушел.

Кругом вода: сработала аварийная система пожаротушения. Пар. Сплошная темнота... Мы старались спасти оборудование, открыть задвижки и подать воду в реактор для его охлаждения. Позже я встретил Ситникова. Вместе с ним я хотел пройти в завал, где должен был находиться Ходемчук. Но оказалось, что это физически невозможно. Точно радиационную обстановку мы не знали. Понимали только, что она угрожает жизни. Но паники не было. Действовали собранно и мыслили трезво. Потом, анализируя все действия персонала на блоке, я поражался, насколько они были правильными. Я остался жив благодаря Перевозченко: я не хотел уходить с блока, говорят, что-то мычал. В пять утра он заставил меня оттуда вывести. Встретились мы только в больнице... Страшно было. Но где возможно, люди делали все, что в их силах... Дальше не хочу говорить.

— Меня потрясло мужество Перевозченко,— рассказывал мне А.Ювченко.— Он был мой сосед, через стенку. Он очень страдал. Но я не слышал ни одного стона даже когда меняли повязки. Его почему-то не навещали родственники, и по этому поводу тоже — ни слова. Только улыбался, когда моя жена и мать приносили ему что-нибудь. У него во рту была трубка — сам глотать не мог... Мы привыкли считать Валерия Ивановича только начальником, и все. Еще он был парторг, уважали. Но в момент аварии и позже он как бы раскрылся с новой стороны, повел себя очень благородно и мужественно. Крепкий был организм у Валерия Ивановича. В больнице он мучился дольше других. Наглядевшись на его ожоги, медсестры просыпались от кошмаров. Перевозченко умер. На его место в эту палату положили Р.И. Давлетбаева, который благодаря усилиям врачей и длительному последующему лечению вернулся к трудовой деятельности.

Вскоре после аварии секретарь парткома ЧАЭС С.К. Парашин по моей просьбе распорядился, можно сказать, мгновенно переснять фотографии героев с их пропусков — других источников не было. В Информэнерго их увеличили. Позднее я передала эти фото в Музей Гражданской обороны СССР — Центральный музей МЧС. Я подарила Александру Ювченко его портрет.

— Жив! — воскликнул он, указывая на мою карандашную пометку.

— Простите ради бога, не заметила. В мае-июне 86-го я еще никого из “шестерки” лично не знала, знакомилась по рассказам.

— Но мне дорога именно эта пометка... Спасибо.

Из “шестерки” выписались две трети лечившихся там героев. Среди них — заместитель начальника РЦ-1 (реакторного цеха энергоблока № 1) Вячеслав Алексеевич Орлов. Ему нечего было делать на четвертом блоке. Он даже получил отпускные деньги, и жена посоветовала: “Не ходи, ты в отпуске”. Но он пошел.

Потом, выполняя команды начальника РЦ-1, он работал в составе аварийной бригады, как и другие руководители цехов.

Вот как характеризовала В.А. Орлова аттестационная комиссия ЧАЭС в 1978 году, вскоре после его приезда из города Комсомольска-на-Амуре, где он работал инженером-механиком: “Учит и воспитывает подчиненный персонал. Качествами организатора обладает. Целеустремленен в любом деле, быстро ориентируется. О деле говорит коротко и ясно”.