Сергей Кара-Мурза - Советская матрица

Ненависть возникающего в революции-перестройке нового народа к традиционному народу была вполне осознанной. В журнале «Век ХХ и мир» (1991. № 7), один такой «новый» гражданин писал в статье «Я – русофоб»: «Не было у нас никакого коммунизма – была Россия. Коммунизм – только следующий псевдоним для России… Итак, я – русофоб. Не нравится мне русский народ. Не нравится мне само понятие “народ” в том виде, в котором оно у нас утвердилось. В других странах “народ” – конкретные люди, личности. У нас “народ” – какое-то безликое однообразное существо».

В 1991 г. самосознание «новых русских» как народа, рожденного революцией , вполне созрело. Их лозунги, которые большинству казались абсурдно антидемократическими, на деле были именно демократическими – но в понимании западного гражданского общества. Потому что только причастные к этому меньшинству были демосом , народом, а остальные остались быдлом, «совками». Г. Павловский с некоторой иронией писал в июле 1991 г.: «То, что называют “народом России”, – то же самое, что прежде носило гордое имя “актива” – публика, на которую возлагают расчет. Политические “свои”…».

Это самосознание нового «народа России» пришло так быстро, что удивило многих из их собственного стана – им было странно, что это меньшинство, боровшееся против лозунга «Вся власть – Советам!», исходя из идеалов демократии, теперь «беззастенчиво начертало на своих знаменах: «Вся власть – нам!» Ничего удивительного, вся власть – им, потому что только они и есть народ. Отношение к тем, кто их власть признавать не желал, было крайне агрессивным 2 2 В «Московском комсомольце» (1992. 12 фев.) поэт А. Аpонов писал об участниках первого митинга оппозиции: «То, что они не люди – понятно. Hо они не являются и звеpьми. “Звеpье, как бpатьев наших меньших…” – сказал поэт. А они таковыми являться не желают. Они пpетендуют на позицию тpетью, не занятую ни человечеством, ни фауной». .

О составе этого нового народа, вызревшего в советском «народе подданных», поначалу говорилось глухо, смысл можно было понять, только изучая классические труды западных идеологов гражданского общества, но мы их не изучали. Картину можно было составить из отдельных мазков – коротких статей, выступлений, оброненных туманных намеков, – но этим анализом не занимались. Систематически заниматься этим нет времени и сегодня, но примеры привести можно.

Так, в «перестроечной» среде получила второе дыхание идея о том, что интеллигенция представляет собой особый народ, не знающий границ и «своей» государственности. Идея эта идет от времен Научной революции и просвещенного масонства ХVIII века, когда в ходу была метафора «Республика ученых» как влиятельного экстерриториального международного сообщества, образующего особое невидимое государство – со своими законами, епископами и судами. Их власть была организована как «невидимые коллегии», по аналогии с коллегиями советников как органов государственной власти немецких княжеств 3 3 В советскую литературу это понятие из-за ошибки переводчиков вошло в искаженном виде как «невидимый колледж» ученых. . Во время перестройки, когда интеллектуалы-демократы искали опору в «республике ученых» (западных), стали раздаваться голоса, буквально придающие интеллигенции статус особой национальности .

Румынка С. Инач, получившая известность как борец за права меньшинств, писала (в 1991 г.): «По моему мнению, существует еще одна национальность, называемая интеллигенцией, и я хотела бы думать, что принадлежу также и к ней». А вот развернутое рассуждение Г. Павловского о « его народе», интеллигенции: «Русская интеллигенция вся – инакомыслящая: инженеры, поэты, жиды. Ее не обольстишь идеей национального (великорусского) государства… Она не вошла в новую историческую общность советских людей. И в сверхновую общность “республиканских великоруссов” едва ли поместится… Поколение-два, и мы развалим любое государство на этой земле, которое попытается вновь наступить сапогом на лицо человека.

Русский интеллигент является носителем суверенитета, который не ужился ни с одной из моделей российской государственности, разрушив их одну за другой… Великий немецкий философ Карл Ясперс прямо писал о праве меньшинства на гражданскую войну, когда власть вступает в нечестивый союз с другой частью народа – даже большинством его, – пытаясь навязать самой конструкции государства неприемлемый либеральному меньшинству и направленный против него религиозный или политический образ…