Ирина Терра - 88 клавиш. Интервью Ирэны Орловой. Библиотека журнала «Этажи»

Я вспомнила, что в 60-х годах (когда часто ездила в Москву) подружилась с учителем литературы, диссидентом Анатолием Якобсоном, который на одной из писательских вечеринок с болью рассказывал, что отец его ученика – композитор А. Л. Локшин оказался осведомителем и «посадил» математика Алика Есенина-Вольпина и преподавательницу английского языка Веру Прохорову. На этой вечеринке был Давид (Дэзик) Самойлов, который тут же сказал: «Я этим слухам не верю. Их распространяют сами стукачи. Посмотрите на лицо Шуры, такие люди не доносят».

Обо всем этом я написала в ответном письме Александру, сыну композитора. В результате у нас завязалась интенсивная переписка, которая и привела к этому интервью.

1. Александр, как вы узнали о том, что ваш отец был обвинен в доносительстве?

Узнал от родителей после визита Якобсона, моего учителя литературы. Как выяснилось спустя десятилетия, Якобсон даже хотел меня усыновить. Об этом моей матери рассказала вдова пианиста Ведерникова после какого-то концерта (или вечера, посвященного чему-то). Когда это произошло – точно уже и не помню. Наверняка после смерти отца.

Сейчас могу внести некоторые уточнения в хронологию (впрочем, нужны ли они?) Визит Якобсона в наш дом – это примерно июнь 1966 года. А вот наш с ним разговор, когда я ему высказал, что мой отец ни в чем не виноват, а он предложил мне встретиться с Прохоровой и Вольпиным – это, скорее всего, сентябрь того же года (начало девятого класса).

Кстати, у Вольпина есть превосходное стихотворение 1953 года «Не играл я ребенком с детьми», которое я позволю себе процитировать:

…Очень жаль, но не дело мое

Истреблять этих мелких людей.

Лучше я совращу на их казнь

Их же собственных глупых детей!

Эти мальчики могут понять,

Что любить или верить – смешно

Что тираны – отец их и мать,

И убить их пора бы давно!

Эти мальчики кончат петлей,

А меня не осудит никто, —

И стихи эти будут читать

Сумасшедшие лет через сто!

Никак не могу отделаться от мысли, что идея якобсоновского визита в наш дом принадлежит Вольпину.

Добавлю еще, что сам Вольпин в девяностые годы дважды приходил к нам домой и даже читал свои стихи (я записал их на магнитофон). Но это стихотворение почему-то не читал… Стих этот впервые попался мне на глаза значительно позже. Честно говоря, я не могу себе представить, как, написав такое, можно было прийти в наш дом.

2. Какова была ваша реакция на такое обвинение? Насколько вы вообще были осведомлены об арестах и расстрелах?

Внутренняя реакция – что это чудовищное, несправедливое обвинение. При этом об ужасах сталинизма у меня было самое расплывчатое представление. Более того, я не понимал, что Якобсон предлагал мне стать «Павликом Морозовым наизнанку», а по сути – все тем же Павликом Морозовым. Я не понимал, что действия Якобсона ужасны независимо от того справедливы обвинения в адрес отца или нет.

3. Какие отношения были у вас с отцом?

У нас не было конфликта отцов и детей. Мне было с ним интересно. Какое-то время я думал, что у всех примерно такие же отцы. Потом только понял, что мой – не такой, как все.

4. Почему Рудольф Баршай не поверил в сплетни и не побоялся исполнять музыку А. Локшина, тогда как другие дирижеры начали его бойкотировать, в том числе Рождественский?

Ближайшие друзья отца – композиторы Андрей Севастьянов, Михаил Меерович, Револь Бунин в сплетню не поверили. Моего отца с Баршаем познакомил композитор Бунин (их общий друг). Надо сказать, что со стороны Бунина это был весьма великодушный шаг (совершенно не характерный для композиторской тусовки) – познакомить «своего» дирижера с другим композитором. И действительно, в результате Баршай переключился на исполнение музыки моего отца, а своего старинного друга Бунина стал исполнять реже…

Так что на Баршая сплетня не могла произвести должного впечатления – хотя бы в силу обстоятельств знакомства с моим отцом. В высшей степени положительное отношение Шостаковича к отцу наверняка тоже было Баршаю известно. Бунин был учеником Шостаковича. Время от времени все они – Шостакович, Бунин, Локшин – встречались за одним столом и выпивали. Из рассказов моей матери я знаю, что во время этих застолий Локшин и Шостакович интенсивно общались.

Другая причина – это сам облик моего отца. Чтобы кое-что понимать по облику, по «ауре», нужно обладать определенным человеческим даром и, наверно, опытом. Думаю, что у Баршая этот дар и этот опыт имелись.