Александр Афанасьев - Сталинизм. Книга 2. Тотальная Родина

Н. и М. Сванидзе. Погибель Империи

Слащев будет участвовать в попытках белых провести мобилизацию. Белые и красные в равной степени испытывали проблемы с мобилизацией. Большевики, прежде всего Троцкий, в целях удержания власти жесточайшими способами выстраивали регулярную армию. Слащев насмотрелся, как мобилизация выглядела у белых. Люди скрывались, как дезертиры. Или просто разбегались по деревням и сидели по домам. Их ловили и подвергали наказаниям. Слащев, кадровый офицер, доказавший личную смелость на фронтах мировой войны, теперь по деревням пытался набрать людей, смотрел, как из домов вытаскивают сытых мужиков, как их секут, а они ни за что не хотят воевать.

Население не видит разницы между белыми и красными. Бегут к анархисту Махно. Слащев будет завидовать Махно, часто говорит: «Моя мечта – стать вторым Махно».

Врачи найдут у Слащева острую форму неврастении. И есть с чего: он принимает участие в войне, где население и белых, и красных воспринимает как завоевателей.

…

Обратите внимание, почему Слащев хочет быть похожим на Махно. И белые и красные вынуждены проводить насильственную мобилизацию ради достижения своих целей. К Махно идут добровольно. Слащев хочет понять – как такое возможно, потому что в этом – секрет успеха в войне. Гражданская война заключалась в том, что после каждого продвижения одной из сторон – в тылу начиналась гражданская война, и чем больше территории ты контролировал – тем больше было и гражданской войны.

…

https://www.znak.com/2016-01-28/kak_uralcy_i_sibiryaki_ustroili_moskve_krupneyshee_vosstanie_i_partizanskuyu_voynu

Продразверстку придумали еще до прихода к власти большевиков в 1917 году. Чем глубже закатывалась в Россию Первая мировая война, тем плачевней становилась ситуация с продовольствием: посевные площади уменьшались, запасы таяли, цены росли. Государству приходилось ломать голову, как прокормить не только армию, но и гражданских. Под угрозой надвигающегося голода правительство приняло хлесткие для крестьянства решения: частично запретить вывоз и свободную продажу продукции, установить закупочные цены на продовольствие, понятно, гораздо ниже рыночных, а у кого-то его просто забирать. Но пока осторожно и выборочно: несмотря на пропаганду патриотизма, многие хозяйства упирались и саботировали.

Если царское правительство вплоть до Февральской революции уповало на сознательность крестьян и добровольное исполнение ими повинности, то через три года у большевиков не было времени на такт и раздумья – война и голод сорвали корону с трехсотлетней династии, что уж говорить о молодой Советской власти посреди разрухи и разорения. Чтобы устоять, ленинцам кровь из носу надо было накормить города. Но сбор хлеба и всего остального сократился на две трети, на всех не хватало.

Взоры обратились за Уральский хребет – там, говорили, хлеба досыта, еще с прошлых урожаев, до сотни миллионов пудов, даже не обмолоченного. В июле 1920 года Совет народных комиссаров постановил:

«1. Обязать крестьянство Сибири немедленно приступить к обмолоту и сдаче всех свободных излишков хлеба урожаев прошлых лет с доставлением их на станции железных дорог и пароходные пристани…

4. Виновных в уклонении от обмолота и от сдачи излишков граждан, равно как и всех допустивших это уклонение ответственных представителей власти, карать конфискацией имущества и заключением в концентрационные лагеря как изменников делу рабоче-крестьянской революции». Репрессивное войско, призванное обеспечить выполнение постановления, поначалу насчитывало 9000 штыков и 300 сабель. Совнарком и подумать не мог, что для решения этой задачи понадобится вовлечь гораздо больше военной силы – около 20 полков и дивизий, четыре бронепоезда, тяжелую артиллерию.

По сложившейся уже привычке рьяно и с жестокостью исполнять боевые приказы Москвы двинули сапогами в калитки свободолюбивых, не нуждавшихся ни в какой революции и не верящих ей «крепких хозяйственников» Урала и Сибири. И неожиданно получили столь яростный отпор, что в последующие советские годы предпочитали особенно не вспоминать: так, мол, кулацко-эсеровский мятеж. В действительности за вилы, топоры и берданки взялись больше 100 тыс. человек от Салехарда до Кокчетава, превзойдя по размаху и жестокости знаменитые Кронштадтский и Тамбовский мятежи. Образовался целый фронт, бушевала настоящая партизанская война. Погибнут тысячи красноармейцев, больше 50 тыс. повстанцев и мирного населения, в том числе женщин и детей. Методы этой войны будут крайне жестокими – с заложниками и массовыми казнями, стиранием с земли огнем и артиллерией целых деревень, обоюдными захватами многих крупных западносибирских городов, с последующими пожарами и разрушениями. В конце концов, Ленин с товарищами крепко задумаются о верности выбранного курса. И, в итоге, сменят его. Эхо той войны будет десятилетиями гулять по щедро политым кровью землям Зауралья и Западной Сибири.