Юрий Дружников - Пушкин. Изнанка роковой интриги

Как же обстоит дело с авторством стихотворения «К Чаадаеву»? Обратимся к истокам. В списках, скопированных неизвестными лицами, имеется не менее десяти разных его названий: «Послание ***», «Послание к Чаадаеву», «Чедаеву», «Послание к Дельвигу», «К Дельвигу», «К N…», «К N.N.», название по первой строке «Любви, надежды, тихой славы» и просто без названия. Фамилия Чаадаева писалась в разных вариантах, Пушкин писал «Чедаев». Знакомый нам заголовок «К Чаадаеву» надписал после смерти поэта Анненков. В первой публикации стихотворения, состоявшейся, подчеркнем, при жизни Пушкина (Петербург, 1827, без названия) было только четыре строки. Михаил Александрович Бестужев-Рюмин, известный тогда журналист, издатель и, добавим, известный выпивоха, напечатал их в своем альманахе «Сириус»:

Под стихотворением он обратился к читателю: «Не думай, чтоб я сделался и стихотворцем, если в сих прекрасных стихах П. заменен мною роковой заветный стих собственным, незначащим. Это только для рифмы». Никто не отреагировал на публикацию, включая Пушкина, но нам ясно, что не случайно издатель написал: «роковой заветный стих». В то время в руках Бестужева-Рюмина находился весь текст, который он «смягчил»: сразу после событий декабря 1825 года нечего было и думать опубликовать стихи полностью. Он заменил строчку «Минуты вольности святой» на «Подруги, сердцу дорогой», но цензура, видимо, и такое не пропустила. Вот почему в комментарии Бестужева-Рюмина осталась фраза о замене рокового стиха. Вернулся издатель к этому намерению два годя спустя.

В его же «Северной звезде» (1829) под названием «К N.N.» опубликованы семь стихотворений с благодарностью некоему An за доставку стихов в редакцию. По-видимому, An означает Апопуте. Но придумано, согласитесь, хитро: по-русски это может означать также сокращенную подпись Пушкина, – ведь публика знала, что он много печатался под инициалами А.П. В этой второй публикации было четырнадцать строк: «Под гнетом власти роковой», «Отчизны внемлем призыванье», а также последние пять строк, начинающиеся с «Товарищ, верь…», отсутствуют.

Возможно, именно из-за странной подписи An , намекающей на точное авторство, публикация вызвала резкую реакцию Пушкина. Сохранился пушкинский черновик письма в неведомую нам редакцию: «Неуважение к литературной собственности сделалось так у нас обыкновенно… В числе пьес, доставленных г-ном An ., некоторые принадлежат мне в самом деле; другие мне вовсе неизвестны». Конкретно про строки, нас интересующие, ничего не сказано. Был ли послан протест, мы не знаем, однако точно, что в печати он появился через полвека. К анализу возмущенного письма поэта мы еще вернемся, а пока отметим нравы российской журналистики пушкинского времени. По поводу пиратских способов издания писалось в газете «Молва» (может, то был ее редактор Николай Надеждин?): «Без позволения сочинителей, не зная не только грамматики – грамоты… у нас всякий уродует, перепечатывая произведения лучших наших писателей, и даже приписывает им то, чего они никогда не писывали» [320].

Пират-публикатор Бестужев-Рюмин не угомонился и, возможно, задетый протестом Пушкина, публикует фельетон, в котором высмеивает традицию дружеских стихов, писавшихся в кругу Пушкина, называя этот круг «Обществом друзей взаимного восхваления»: «Почетные члены сего блистательного общества пишут беспрестанно друг к другу послания, в которых истощаются во взаимных похвалах» [321]. Пушкин не спускал обид и сочиняет сатирические сценки под названием «Альманашник». В них Бестужев-Рюмин изображен под именем графомана Бесстыдина. «Альманашник» при жизни Пушкина тоже опубликован не был, однако приятель Пушкина Орест Сомов в «Северных цветах» высказался: «Подписанные An /стихи/ (которых подлинный сочинитель вовсе не назначал в «Северную звезду»)… здесь загромождены вялыми произведениями самого издателя…» [322]. Именно тогда появился термин, вполне актуальный и сегодня: парнасская макулатура.

Написал Пушкин приписываемое ему стихотворение или нет, на этот счет сомнения существовали всегда. Приятельница поэта Александра Смирнова-Россет в своей автобиографии, ссылаясь на его друга дипломата Николая Киселева, рассказывает, как Пушкин прочитал три последние строчки стихотворения, начиная с «Россия вспрянет ото сна», заявив: «И эти стихи не мои». После чего добавил: «Сумасшедшие, разве такая махина, как Россия, может жить без самодержавия?» В комментарии поясняется: «Естественно, что Пушкин не хотел раскрывать свое авторство…» [323]. Причина толкуется как необходимая конспирация поэта-борца, чуть ли не террориста.