Юрий Дружников - Пушкин. Изнанка роковой интриги

С чем вошла пушкинистика в XXI век? Еще в 1922 году М. Гофман опубликовал в Петербурге «Первую главу науки о Пушкине» и чуть позже в Париже – вторую, но до последней главы далеко. Мартиролог печален: полной библиографической коллекции работ о Пушкине не собрано, нет объективной научной биографии поэта, не издано современного полного собрания сочинений: сталинское устарело, а репринтами дело не спасти.

«Священнослужителем Божества» назвал в свое время Вересаев Цявловского. Монополия Пушкинского Дома на тотальную трактовку поэта рушится. Гуру, состоящим у его рукописей, нечего сказать концептуально, кроме того, что «Пушкин впадает в Каспийское море». И придется следовать, куда дует ветер: превращать Пушкина «обратно» из революционера в монархиста или демократа, из атеиста в монаха и религиозного философа. Надо бы из оптимиста в пессимиста, но именно это властям сейчас невыгодно: кто будет поддерживать дух нации? Пушкинозавры теряют позиции и тихо постреливают новые идеи у новых авторов – без ссылок на источники, конечно.

В 1906 году пушкинист С. Сухонин пошел в архив полиции читать дела о Пушкине. Либеральный начальник полиции разрешил, но в архиве ему заявили: «Скажите, что вам нужно, а мы решим, что давать и что нет». Сухонин вернулся к начальнику пожаловаться, и тот воскликнул: «Господи, да когда же я их уволю?!» В 1914 году большевистская «Правда» писала с возмущением о Пушкинском Доме, что там требуется разрешение, проверка, кто ты такой и пр., вместо того, чтобы просто дать читать. Нашел я эту жалобу в начале восьмидесятых, когда мне самому, исключенному из Союза писателей, не дали материалы в Пушкинском Доме и пришлось воспользоваться документами друзей, работая под чужим именем. Согласно статистике, туда допускалось 1,5 человека в день. Сейчас Пушкина не пустили бы не только в Пушкинский Дом к собственным рукописям, но в РГБ (бывшую Ленинку): он не был членом творческого союза, не работал над диссертацией и тем более не был иностранцем.

Пушкинский Дом называется координационным центром. Как в любом другом отечественном учреждении, тут десятилетиями царила туфта, сочинялись липовые отчеты об активной деятельности. Коррумпированное учреждение, в которое талантливым людям со стороны доступ заблокирован, стало тормозом науки о Пушкине. По существу, это лагерная вышка, с которой велось наблюдение за Пушкиным и другими писателями. Писательская табель о рангах стала данью централизованной советской системе. Алфавит здесь начинался с буквы «П», и русские классики обязаны пребывать на полках, соблюдая субординацию под Пушкиным. Институт русской литературы бестактно для великой словесности именовать Пушкинским Домом. Это название только части его, отведенной Пушкину, которая из лагерной вышки должна превратиться в обычное архивное учреждение, обслуживающее читателей. Пушкинистика рано или поздно перестанет быть государственным делом, и будущее науки о Пушкине в университетах, а не в кабинетах чиновников.

Существовало как минимум два Пушкина: реальный и – на основе манипуляций с первым – идеологический. К двухсотлетнему юбилею (1999) вырос на наших глазах третий Пушкин – коммерческий. Пушкиномания охватила бизнес, и у государства есть шансы превратиться в Пушкинленд. Имеются Всероссийская Пушкинская комиссия и специальные юбилейные комитеты к датам, а сами эти юбилеи, пышность которых зависит от финансирования, поставлены на конвейер.

Издают Пушкина в новой России массовыми тиражами для школ полумафиозные издательства, получающие дотацию государства. За дотацию идет смертельная борьба. Ширится торговля «изделиями из Пушкина». Это ширпотреб с профилями поэта (косынки, майки, шапки, хозяйственные сумки). Это почтовые марки, месячные трамвайные билеты и игральные карты с его профилем, спички, сигареты, плитки шоколада, конфеты «Ай да Пушкин!», водка «Болдинская осень». А еще – массовые спортивные соревнования в его честь, концерты рок-музыки, гулянья, и нет этому конца. Вершиной пушкинизации всей страны можно считать выпущенную к двухсотлетию Пушкина куклу Наталью Николаевну, русский аналог американской Барби, с набором платьев и белья, чтобы ее одевать и раздевать.

«Боюсь этого юбилея, боюсь громких слов при отсутствии настоящего дела, – писал академик Д. Лихачев. – О Пушкине пишут все больше и больше, а настоящих пушкинистов становится все меньше и меньше – некому работать. В Пушкинском Доме есть несколько талантливых людей, но им одним не под силу поднять такие вещи. А славословим и торжествуем много, слишком много… Постепенно теряют свое лицо пушкинские праздники, более и более превращаясь в бюрократическое действо. Горько все это. Нет, нечем похвастаться…» [559]. В разговоре Лихачев высказывался еще более жестко, но и приведенной цитаты достаточно. Слова эти сказаны к 150-летию со дня смерти Пушкина, но остаются актуальными.