Алексей Казарин - Жатва жизни

«Живи в городе у меня в квартире». А сама живет удочки с внучатами. Так было хорошо, пока их не было, все делали вместе. А теперь только летом она по выходным дням свободна. «Живи в квартире…» Очень нужна мне эта квартира! Тут, на даче, у меня все есть: телевизор, компьютер, газ, продукты. Один-два раза в месяц меня возит в город на легковой машине сосед Константин (дай ему бог здоровья!). Встречаемся с женой очень редко и мало: я хожу по делам, в магазины, на рынок, в редакцию газеты, в которой я пишу, а потом приезжаю к ней, помоюсь в ванне, поем – вот и все общение, два раза в месяц. Поговорить обо всем некогда. Разве это жизнь? Как хорошо об этом написал в своем стихотворении мой зять Б. Б. Кросс:

Как было хорошо, пока не появились у нее внуки! Каждый день были вместе, все дела на даче делались. А теперь – все на меня возложено. Вот хорошо, что в этом сезоне до двадцатого февраля практически не было зимы. Так я с осени много чего сделал: вырезал лишние побеги, срезал верхушки деревьев, чтобы в рост не шли и удобно было собирать на них фрукты. А после Нового года до самого февраля расчищал землю на «болоте» (так называю свой участок рядом с болотом), чтобы весной посадить на нем картошку. Последний участок – оставшийся мне по наследству от сестры младшей и зятя Кросса, заросший местами кустами и травой. Другие дачники уже давно отдыхают, а мне все что-нибудь да нужно, чтобы себя мучить. Что за характер у меня – все что-нибудь придумаю, чтобы себя мучить? Все дни января (исключая первое-второе, праздники) по четыре-шесть часов не покладая рук мотыжил землю своим «кайлом» (так называю садовые вилы, изогнутые под прямым углом). Погода позволяла – были безморозные дни. Зато теперь можно быть спокойным, что с картошкой проблем не будет. Около трех соток обработал. Иначе много на пенсии ее не купишь. А с картошкой будешь дружить – не пропадешь в любой кризис.

Сижу я на даче, по телику только новости смотрю, концерты уже не смотрю. Кому их смотреть, думаю. Каждый вечер этот «Здоровеньки були…» и все одни лица в разных вариантах – кто их смотрит? Только бездельники. То реклама, чем кормить кошек да собак, то машины стоимостью в миллион и более. А мне каждый день нужно думать, что себе готовить утром и вечером. Поговорить даже не с кем. С собакой бы поговорил, они все понимают, только сказать не могут. Держал бы ее, да тоже надо кормить, а нечем. Сам каждый день выкраиваешь, чтобы до пенсии дотянуть.

Вот вышел во двор за снегом (потом его в ведрах ставлю на печь – это для питья и варки) – морозно. Сморю, у ворот кошка мяучит: «мяу, мяу, мяу…» – просит что-то поесть. А у меня кроме котлет в холодильнике ничего нет. Каждая котлета у меня на учете, одна на обед, а с утра и вечером – каша рисовая или гречневая с маслом. Вот, думаю, подожди немного, сейчас согрею тебе в микроволновке. Пока ходил – смотрю: она не дождалась, побежала дальше. Только сейчас вспомнил, что мог бы дать ей кусочек батона, у меня их много. Но с другой стороны, приваживать ее нельзя, каждый день будет приходить и просить еду.

Каждый день – один. Рядом ни единой души. Летом хоть кто-нибудь да заглянет. Раньше и зимой приезжали – посмотреть все ли в порядке, не украли ли чего. А теперь рядом никого: один заболел, другой после операции, третий помер. Да и я уже не молодой. Вот сейчас пишу. На всякий случай, думаю, надо составить завещание заранее. Вот Пугачева даже место для могилки себе подготовила. А я не могу этого сделать, поскольку денег на это у меня нет. Да и зачем эта могила!? Гнить там будешь, только и всего. Лучше сжечь себя в крематории и пепел развеять в поле, как сделал это один мой родственник. Дешевле будет, думаю. Не тратить деньги на гроб, отпевание в церкви, не платить за могилу. Смерти я не боюсь. Смерть – это освобождение от бренного тела, от мыслей, накопленных за всю жизнь. Нет человека – и все исчезает, ничего не остается от человека. Думаете, что «там кто-то» о вас будет беспокоиться? Это всего лишь сказки для простого народа, чтобы легче было управлять ими, держать в «узде». Недаром Ленин говорил: «Религия – опиум для народа». Так оно и есть. Вот прадеды, родители и сестры, которые умерли, – никто о них и не вспомнит, хотя они старались жить по-человечески. Миллионы, миллиарды, триллионы людей, что жили до нас, ушли на тот свет. И только в последние тысячи лет кое-кто оставил о себе память.