Цуёси Хасэгава - Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии

Рузвельта не заботило, как именно принципы, заложенные в понятие «безоговорочная капитуляция», будут прописаны в конкретных документах: эта задача была поставлена перед Комитетом по послевоенной внешней политике при Государственном департаменте. С 1942 года три главных специалиста по Японии – Джозеф Баллантайн, Джордж Блейксли и Хью Бортон – активно работали над формированием послевоенной политики США в отношении Японии 11. Вдохновленные идеалистическими положениями Атлантической хартии, но в то же время пребывавшие в растерянности из-за требования о безоговорочной капитуляции, озвученного Рузвельтом, эти специалисты по Японии пытались создать программу действий, которая позволила бы японцам вернуться после войны в международное сообщество в качестве мирной и передовой нации. Они сходились со сторонниками «жесткого мира» в том, что необходимо уничтожить военную мощь Японии и выкорчевать из нее семена милитаризма. Однако эта троица решительно возражала против концепции «жесткого мира», за которую ратовала администрация Белого дома. Сторонники «жесткого мира» настаивали на том, что японский милитаризм останется неистребим до тех пор, пока существует императорский дом. Поэтому они выступали за упразднение монархии, наказание Хирохито как военного преступника и установление в Японии республиканского строя. [15] Факты, изложенные ниже, почерпнуты в [lokibe 1985, 1: 178–282; 2, 4-140].

Баллантайн, Блейксли и Бортон были коренным образом не согласны с этими предложениями. Они утверждали, что нельзя безболезненно установить новый политический строй – даже такой, как демократия – в стране, чьи политические, культурные и религиозные традиции так сильно отличаются от американских. Зная японскую историю, они понимали, что возрождение милитаризма было в очень малой степени связано с императорским строем как таковым и что симбиотическая связь между императором и милитаризмом, о которой говорилось в принципах кокутай, имеет недавнее происхождение. Почитание императора было глубоко заложено в японцах на религиозном и эмоциональном уровне, и только горстка радикалов – по большей части коммунистов – выступала за упразднение монархии. Введение в Японии республиканского строя означало бы, что американская оккупация будет длиться очень долго, и даже тогда не было бы никаких гарантий, что после ухода американцев монархия не будет восстановлена.

Сторонники «мягкого мира» утверждали, что в интересах США будет превратить Японию в мирную и передовую страну. Для этого было жизненно важно сохранить монархию. Выразителем идей этой группы лиц был Джозеф Грю, ставший мишенью для яростных нападок со стороны либералов, которые прозвали его «соглашателем» и «апологетом Хирохито» [Heinrichs 1966: 364–369].

Хотя сам Рузвельт не очень глубоко вникал в эти вопросы, он явно был сторонником жестких мер в отношении Японии. Даже Халл критиковал позицию своих экспертов по Японии как слишком мягкую. Общественное мнение США было однозначно против Японии и Хирохито. В такой ситуации, когда все вокруг было пропитано антияпонскими настроениями, экспертам Госдепа пришлось несколько скорректировать свою позицию. На словах они выразили полную поддержку поставленной президентом задаче добиться безоговорочной капитуляции, однако при этом продолжали настаивать на том, что эта капитуляция ни в коем случае не должна повлечь за собой свержение в Японии монархического строя.

В октябре 1943 года в тихоокеанских взаимоотношениях между СССР и США произошел коренной перелом. Новым послом Соединенных Штатов в Советском Союзе стал Аверелл Гарриман, а главой американской миссии в Москве Объединенный комитет начальников штабов назначил генерал-майора Джона Р. Дина. На конференции министров иностранных дел, начавшейся в Москве 19 октября 1943 года, в первую очередь обсуждалось открытие второго фронта в Европе. Однако именно на этой встрече лидеры советского государства впервые обозначили свое намерение вступить в войну с Японией. Халл вспоминал, что Сталин «прямо и недвусмысленно» сказал ему, что, «когда союзники нанесут поражение Германии, Советский Союз присоединится к ним для победы над Японией». Однажды вечером после ужина участникам конференции был показан фильм о японской интервенции в Сибири. «Это была явная антияпонская пропаганда, – писал Дин, – и нам всем показалось, что таким образом советские лидеры косвенно дали понять о своем отношении к Японии». Когда Иден заметил, что, возможно, показ такого фильма был не вполне уместным действием со стороны государства, сохраняющего нейтралитет с Японией, Гарриман возразил, что поддерживает это решение, и провозгласил тост за тот день, когда американцы и русские «вместе будут бить япошек». Хотя Гарриман сказал Молотову, что поймет, если советский нарком иностранных дел не присоединится к этому тосту, Молотов ответил: «Почему бы нет? С удовольствием. Это время придет», – и опрокинул рюмку [16] См. [Hull 1948: 1113, 1309–1310; Entry 1955: 22; Bohlen 1973: 128; NHK 1991: 15–17]. .