Торговая активность усиливалась и затухала вместе с наступлениями и отступлениями очередного экономического кризиса; по мере того как кризисный период завершался, те наемные работники, чей основной доход составляла не торговля, уходили с рынка, и на нем оставалась только более малочисленная группа продавцов кустарной продукции, лоточников и профессиональных торговцев. Новая экономическая политика отличалась тем, что в ее рамках была легализована деятельность представителей этой последней группы, которая в 1920-е годы была гораздо более многочисленной и разнообразной, чем во время двух последующих фаз восстановления. О торговцах эпохи НЭПа можно найти информацию в различных отделах советских архивов: по кредитным записям удалось восстановить истории частных предприятий эпохи НЭПа для третьей главы, а из данных системы уголовного правосудия я почерпнула большую часть моих сведений о деятельности отдельных торговцев после 1930 года [11] Исключение составили 1945–1948 годы, когда финансовые органы и инспектораты торговых и промышленных кооперативов писали доносы на частные магазины и кафе. См. об этом мою статью «А Postwar Perestroika? Toward а History of Private Enterprise in the USSR» [Hessler 1998].
. В этом принципиальное различие между эпохой НЭПа и более поздним периодом, и, подчеркивая преемственность «Великого перелома», я не собираюсь преуменьшать значение этого различия. Однако именно преемственность не была должным образом освещена в историографии, хотя при этом она самым неожиданным образом проявлялась в частной торговле на протяжении всего исследуемого периода. Изучение составляющих коммерческого успеха в контексте НЭПа указывает на то, что многие виды частных предприятий сохранялись в последующие десятилетия, пусть и претерпевая изменения, сокращение объемов деятельности и часто оказываясь вне закона. Это еще более верно в отношении факторов коммерческого провала: особенно в провинциальных захолустьях Советского Союза обнищавшие торговцы эпохи НЭПа зарабатывали себе на жизнь в тех же экономических нишах и теми же методами, которые позднее будут использовать обнищавшие представители неформальной торговли.
В этом исследовании в качестве важной категории социального анализа резко выделяется бедность [12] Исследование бедности брежневского периода авторства Мервина Мэтьюса (Mervyn Matthews) «Poverty in the Soviet Union» является единственной книгой, целиком посвященной анализу темы бедности, хотя она фигурирует в качестве второстепенной в нескольких работах по социальной истории и социологии. Очевидно, что этот вопрос требует дальнейшего исследования.
. Первоначально концептуальной рамкой, которую я прилагала к потребительской стороне торговли в рамках этого проекта, было то, что я назвала культурой дефицита. Это совокупность поведенческих реакций на дефицит, которые приобрели (по крайне мере согласно моим представлениям) определенную степень автономии по отношению к материальным условиям, лежащим в их основе [13] Это была темой моей докторской диссертации «Culture of Shortages: A social history of Soviet Trade» (Чикагский университет, 1996).
. Дефицит действительно неотступно преследовал экономику потребления на протяжении всего этого тридцатипятилетнего периода, однако теперь я рассматриваю его как историческую проблему, а не как объяснительный фактор. Дефицит был результатом запланированного дисбаланса между заработной платой и ценами – почти постоянной чертой экономической политики, проводимой государством, а также характера и движущих сил, присущих бюрократизированному производству [14] Корнай в своей книге «Социалистическая система: политическая экономия коммунизма» считает бюрократизацию важнейшей причиной возникновения дефицита, хотя он также говорит о нем в связи с денежной политикой как мерой определения степени подавления инфляции.
. Этот аргумент ставит интересные вопросы об экономических приоритетах советской власти и о формировании советской политики, но также он подчеркивает, насколько бедность ограничивала возможности потребителей. Большинство домохозяйств имели в своем распоряжении крайне небольшой объем дискреционных доходов. В результате, как правило, дефицитными оказывались самые низкокачественные и дешевые товары, в то время как более дорогие пылились на полках. Дефицит углублял пропасть между богатыми и бедными, так как покупатели при деньгах зачастую могли просто заплатить сверх назначенной государством цены, чтобы избежать многочасовых очередей.
Читать дальше