Не спорим, во всем есть «обратная сторона». Особенно это важно сознавать в художественной культуре, страдающей в наше время от диктата «общих мест», «общих идей» и «общих сетей». Эпистолярная форма связей была и остается некоторой гарантией от их экспансии. Особенно в нашем отечестве, не случайно отправившем на эшафот Достоевского всего лишь за чтение письма Белинского к Гоголю. Да и сама грандиозная русская проза Нового времени началась едва ли не с карамзинских «Писем русского путешественника», а «серебряный век» завершился «Перепиской из двух углов».
Нынешняя «сеть», она же «паутина», тоже хорошо приспособлена для ловли «человеков». Поэтому и нельзя отдавать себя в услужение господствующим понятиям, какими бы достоверными ни казались они нам самим. Каждое из них в мою историческую минуту много меньше моего обособленного бытия, меньше той культуры, в которой мы живем. Загибающийся эпистолярный жанр, в принципе едва ли не последнее, что таит в себе массу «откровений чудных», — больше, чем сожженный Гоголем 2-й том МД, если он его вообще написал во имя внушенных ему идей. Письму как проявлению свободы в необходимом людям диалоге стоит доверять априори — в том числе когда оно полно «вранья». Письмо есть акт творческий и интимный одновременно. Сейчас письмо уже не имеет перспектив развития из-за роковой планетарной услуги электронного интеллекта, лишающей конфидентов большой доли их приватного бытия. Угрожающая функция «сети» — заместить своими преимуществами частное суждение и саму память. На самом деле: как не радоваться, когда вместо мучительного припоминания нажимаешь на клавишу — и любой забытый текст перед тобой всплывает в ту же минуту. Но, соблазненный грядущим, ты уже перестаешь жить памятью, перестаешь быть тем, что ты есть. Память таким будущим пожираема — никак не метафорически. Оборачивается потерей вкуса к жизни в целом и вкуса как эстетической категории в частности.
Так что не будем канонизировать Хабермаса с его «благой» картиной предстоящего — она лишь проект, иллюзия, и обманет «как всякая мечта». Но с его «будущим» можно жить сегодня, не поддаваться на посягательства тех, кто наше будущее имитирует. Ибо прошлое — разнообразнее и полезнее будущего. Это личный опыт, а не пустота, не «холод и мрак грядущих дней». И не «вечность», постулируемая через 40 суток. Независимо от надежд на будущее и конфессиональные костыли мы пока что за пять минут понимаем, стоит ли такие-то письма печатать или нет. Ибо читали и письма Пушкина, и письма Тютчева, и переписку Андрея Белого с Александром Блоком… Да и сами в «Звезде» напечатали много чего в этом жанре. И собираемся «предать гласности» еще кое-что.
Так что в этом отношении мы вполне разделяем сформулированное И. С. положение: «…индивидное должно подаваться для широкого обсуждения в том только виде, в каком оно являет собой личный вклад в общезначимое, выступая в качестве умственного продукта или повода для размышлений».
Представляется, что именно этот «личный вклад» ярко выражен в опубликованной нами переписке.
А. А.