Николас Карр - Пустышка. Что Интернет делает с нашими мозгами

Как признавал сам Маклюэн, он был далеко не первым, кто заметил эффект «онемения», присущий технологиям. Эта идея возникла ещё в древно­сти, и, пожалуй, её самое красноречивое и зловещее описание можно встре­тить в Ветхом Завете:

А их идолы - серебро и золото,

Дело рук человеческих.

Есть у них уста, но не говорят;

Есть у них глаза, но не видят;

И есть у них уши, но не слышат;

Есть у них ноздри, но не обоняют;

Есть у них руки, но не осязают;

Есть у них ноги, но не ходят;

И они не издают голоса гортанью своей.

Подобны им да будут делающие их

И все, надеющиеся на них 28.

Мы обретаем мощь новых технологий, но платим за это отчуждением.

Особенно высокой эта цена может оказаться в случае интеллектуальных технологий. Инструменты мышления усиливают и одновременно ослабляют наиболее деликатные, самые человеческие из наших естественных способ­ностей - те, которые отвечают за причинно-следственные связи, восприятие, память и эмоции. Механические часы, несмотря на все свои преимущества, отстранили нас от естественного течения времени. Когда Льюис Мамфолд описывал, каким образом современные часы помогали ему «создать веру в ни от кого не зависящий мир математически измеримых последовательностей», он обратил особое внимание на то, что вследствие этого часы «разделили время и события в жизни человека». Основываясь на мысли Мамфолда, Вейценбаум предположил, что концепция мира, возникшая благодаря инструментам учёта времени, «была и остаётся обеднённой вер­сией старого мира, поскольку основывается на отказе от опыта, сформиро­вавшего и определявшего прежнюю реальность». Принимая решения о том, когда есть, работать, засыпать или просыпаться, мы перестали прислуши­ваться к нашим чувствам и вместо этого начали следовать за часами.

С одной стороны, мы стали более учёными, но с другой стороны, наша дея­тельность приобрела ещё большую механистичность.

Эффект «онемения» способен вызвать даже такой вроде бы простой и безобидный инструмент, как карта. Благодаря искусству картографов значи­тельно усилились навигационные навыки, унаследованные нами от предков.

Впервые в истории люди могли без страха путешествовать по новым, никогда прежде не виданным землям. Именно это позволило развиться путешествиям и торговле, а также вызвало множество войн. При этом, однако, ослабла есте­ственная способность человека замечать ландшафт или фиксировать в голове карту местности со множеством деталей. Абстрактное, двухмерное представ­ление мира на географической карте встало между человеком, читавшим карту, и его восприятием окружавшей местности. И как мы уже можем понять из результатов недавних исследований мозга, эта потеря могла содержать в себе физический компонент. Люди, привыкая полагаться на карты, а не на собственный опыт, начали, по всей видимости, испытывать уменьшение зоны гиппокампа, отвечавшей за пространственную ориентацию. Онемение воз­никло глубоко в их нейронной сети.

Скорее всего, прямо сейчас мы проходим через сходную адаптацию, начиная всё больше зависеть от устройств с GPS, ведущих нас в пространстве.

Элеанор Магуайр, занимавшаяся исследованиями мозга лондонских так­систов, выражает беспокойство по поводу того, что спутниковая навигация может оказать «значительное воздействие» на нейроны таксистов. «Мы очень надеемся на то, что водители не начнут их [устройства с GPS] использовать, - заявляет она от имени всей своей исследовательской команды. - Мы считаем, что зона гиппокампа увеличилась в объёме из-за того, что водителям при­ходится запоминать большие объёмы данных. Если же они все начнут поль­зоваться GPS, база их знаний уменьшится, что негативно повлияет на мозг, свидетелями чего все мы являемся». С одной стороны, водители освободятся от тяжёлой работы, связанной с запоминанием городских улиц, но при этом они потеряют свои отличительные ментальные преимущества, связанные со знанием. Их мозг станет менее интересным для исследователей.

Объясняя, каким образом технологии тормозят развитие именно тех функций, усиливать которые они призваны, вплоть до «автоампутации», Маклюэн не пытался романтизировать общество, существовавшее до изо­бретения карт, часов или ткацких станков. Он понимал, что отчуждение пред­ставляет собой неминуемый побочный продукт использования технологий. Каждый раз, когда мы применяем инструмент, чтобы обрести больший кон­троль над внешним миром, мы меняем саму суть отношений с ним. Контроль возможен только благодаря появлению психологической дистанции.