Екатерина Дмитриева: Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов

И все же, несмотря на все проведенные переговоры и уже составленный к сентябрю 1803 г. брачный контракт, окончательное решение оставалось за Марией Павловной. Так, когда С.И. Муханов, обершталмейстер Марии Федоровны, относившийся к числу тех, кто не одобрял предстоящий брак, в беседе с императрицей осмелился спросить: «Неужели вы отдадите за него нашу великую княжну?», Мария Федоровна ответила: «Конечно, не без ее согласия» [24].

Справедливость подобного воспоминания подтверждает и характерная записка Марии Федоровны к великой княжне Марии Павловне, относящаяся ко времени пребывания Карла Фридриха в Петербурге: «Дорогие дети: Мама вам отвечает, что если принц Карл хочет ограничиться тем, чтобы сообщить о своих чувствах к моей маленькой Мари и об обетах, которые он хочет дать, я могу их выслушать, чтобы передать потом моей дочери, не позволяя при этом заранее предвосхищать ее ответ: это, я думаю, мои дорогие дети, и называется действовать так, как я должна действовать, до тех пор, пока не получу прямых указаний от моей дочери» [25].

И действительно, окончательное решение вопроса о предстоящем браке принято было по добровольному согласию Марии Павловны. Как описывала дочь все того же С.И. Муханова, присутствовавшего при решительном объяснении молодых людей, которое происходило в Павловске, в Елизаветинском (Краснодолинном) павильоне: «Отец увидел, что принц, сходя с лестницы, целовал руку Марии Павловны. Тут сердце ему сказало, что судьба милой великой княжны решена. А вечером он получил записку от императрицы, написанную на небольшом листочке: “Благословите нас, батюшка, мы просватали Великую Княжну за Принца Веймарского”» [26].

Торжественное их обручение состоялось 18 января 1804 г., весну и начало лета жених с невестой провели с императрицей-матерью в Павловске, бракосочетание, приуроченное ко дню ангела Марии (матери и дочери), состоялось 22 июля.

Собственно, вся последующая жизнь Марии Павловны, несмотря ни на какие бури, и личные, и политические, не позволяет сомневаться в том, что брак этот был по любви и по взаимной склонности, а не только по политическому расчету. В первый год своей веймарской жизни она не без смущения и с детской непосредственностью признается в письме к матери, что, посмотрев утром на отправляющегося на охоту мужа, одетого в охотничий костюм, она с гордостью подумала, какой же он все-таки красавчик («un beau garçon»). И как потом она устыдилась своих мыслей [27]. Но и на следующий год, уже многое пережив, в том числе и смерть своего первенца, Мария Павловна пишет матери: «Я настолько счастлива, насколько это возможно. Не правда ли, Маменька, что это хорошее вступление? По крайней мере, оно истинное. Я не могу себе представить более спокойной семейной жизни, но я также не знаю кого-либо, кто бы обладал характером, подобным характеру Принца; он само постоянство и сама доброта: мы женаты вот уже почти два года, а он все такой же в отношении меня. К нему пришла такая охота к занятиям, что я надеюсь, что через несколько лет он сможет действенно помогать своему Отцу» [28].

О благородстве Карла Фридриха безусловно говорит и публикуемое в этой книге письмо 1806 г., написанное в страшную для Веймара годину, когда императорская семья потребовала возвращения Марии Павловны в Россию («Вы сестра Русского Императора, и если есть политические причины, которые заставляют Его желать Вашего приезда в Петербург ‹…› то власть мужа заканчивается, и все мы, кто Вас так любит и обожает, не можем сделать ничего лучшего, как доверить выбор пути, по которому Вы последуете, Вашему светлому уму» (см. с. 396 – 397 наст. изд.) И даже Мария Федоровна, которая, судя по всему, впоследствии была не слишком высокого мнения о своем зяте, все же никогда не подвергала сомнению искренность их отношений с дочерью. Так, обсуждая проект брака своей младшей дочери Екатерины Павловны, «нашей Катюши», она напишет 25 мая 1807 г. Александру: «Мое сердце желает только одного ее счастия ‹…› Чтобы мои дочери были счастливы, надо только, чтобы их супруги имели сердечные качества. Можно ли быть более ничтожным, более лишенным здравого смысла и способностей, говоря между нами, чем принц Веймарский? Но у него доброе сердце, и Мария счастлива с ним и нежно любит его [29].

Отъезд из Петербурга Марии Павловны и Карла Фридриха был назначен на 24 сентября 1804 г. Собственно, именно в это время, еще в Петербурге, и начинается их переписка, которая проливает несколько иной свет на внешне, казалось бы, благополучную картину. Необходимость расстаться с семьей и прежде всего с матушкой (Марией Федоровной) и любимым братом Александром причиняет Марии Павловне страдания – в такой степени, что Мария Федоровна отсылает Александра из Таврического дворца, откуда отбывала герцогская чета, чтобы избавить дочь от боли прощания, – страшный миг, о котором и Мария Павловна, и Александр постоянно вспоминают в своих первых письмах как о страшной жертве, принесенной ими обоими. Появляются в письмах и темные намеки на беды и горести, которые Марии Павловне пришлось перенести и которые она будет переносить в дальнейшем ( « Этим утром в церкви воспоминание о том, что случилось со мной восемь дней назад, все мои потери, мои сожаления вернулись ко мне; судите о моем состоянии, о том тягостном принуждении, с которым меня заставили смириться, о чувствах, которые меня одолевают»). Строки эти вступают в некоторое противоречие с представлением о добровольном согласии Марии Павловны выйти замуж за Карла Фридриха, и остается только гадать, была ли то боль, испытываемая от расставания с семьей и отечеством, что пересиливала расположение к юному мужу, или же – во всяком случае отчасти – сам литературный характер писем подсказывал Марии Павловне драматическое развитие сюжета.