Юрий Терапиано - Письма Ю. К. Терапиано В. Ф. Маркову (1953–1972)

Дорогой Владимир Федорович,

Бедный Гингер (муж А. Присмановой) говорил, что до сих пор получаются книги и письма для Присмановой, даже поздравления к праздникам… Он очень тяжело переживает потерю жены и утешается религией – Присманова была христианкой.

Одарченко покончил самоубийством: взял в рот трубку от газа и надышался. Его вовремя увидели, повезли в госпиталь и там его «откачали». Он лежал в госпитале больше 2 недель, но умер, т. к. от газа у него сделалось что-то с легкими.

Был он уже немолодым, лет за 60, имел жену, 2-ю, с которой не жил, и дочь (кажется, и сына от первой жены).

У него была наследственная душевная болезнь и алкоголизм; периодически он заболевал нервным расстройством, «сидел» в клинике, затем выходил – и снова через год, а то и раньше, попадал опять в госпиталь.

Мне говорили, будто в госпитале Одарченко жалел, что его спасли, хотел умереть, «т. к. жить невозможно».

«Антологию» в «Гранях» составлял, конечно, не легко.

Самое трудное – «те, кого нельзя выключить», – общая беда всех составителей.

Теперь Тарасова выпустит отдельным томиком «Антологию» под названием «Муза Диаспоры» 309 , с добавками – можно было добавить только 32 стихотворения.

Несмотря на то что поэтов много и есть новые, никто в Америке (в «Новом русском слове») на «Антологию» не откликнулся – видимо, их интересуют только «свои», но и «свои» же есть!

Книги, изданные до войны, «парижан» все исчезли – вероятно, книжники спрятали «для будущей России» впрок, так что сами авторы не имеют зачастую ни одного экземпляра.

У Струве, думаю, есть много, но не всё, он часто отсутствовал из Парижа, особенно в предвоенные годы.

Если смогу чем-либо быть Вам полезен в этой области – мой «архив» к Вашим услугам.

Был вечер Толстого. Говорили Адамович и Степун; Адамович – как всегда – удачно и хорошо о Толстом-писателе и о его личности 310 , Степун же занялся религиозным препирательством с Толстым – получилось «не юбилейно».

Тема о Толстом неисчерпаема и огромна, а юбилей – опаснейшая вещь.

Поэтому я не высказывал своих соображений о Толстом, а просто, с небольшим комментарием, напомнил то, что говорил он – о поэзии, о писателях и т. д. Мало кто из читателей помнил слова Толстого – получилось «ново».

А о религиозном ощущении Толстого у меня возникла одна идея, только очень трудно ее объяснить так, чтобы «поняли» то, как я понимаю. Об этом еще поговорим как-нибудь.

Ваше настроение мне не нравится. «Тупик», в сущности, был и есть всегда, это обязательное условие и в 19, и в 20, и в других веках среди «скучных песен земли», поэтому, как ни трудно, необходимо время от времени слушать внутренне «песню небес», т. е. вспоминать «о том».

И я, и Ирина Владимировна, в сущности, находимся в некоем «Мертвом доме» или в каком-то «кругу» (помните ее стихотворение в «Новом журнале» – «Телевизион шумит в пустынном зале…» 311 ), а в современном «Париже» (русском, литературном) новые люди и каменный век. С огромным трудом, напоминая друг другу – то я – ей, то она – мне, о «звуках небес», стараемся все время держаться в «своей атмосфере». Это не легко – и как-то страшно становится иногда, настолько демонское в людях перевешивает «искру». У Вас – «внешняя среда» и «работа» иные, но лишь по форме, по существу – то же: «мне ложе стелет скука…» 312 .

Вот, «распроповедался» – но все же тут есть доля правды, и хотелось бы Вас расшевелить на… стихи.

Ирина Николаевна и я шлем наши добрые пожелания к Новому году и наступающему празднику Рождества Христова Вашей супруге и Вам.

Дорогой Владимир Федорович,

Охотно отзовусь о Вашей статье 313 – и о других, если нужно, в «Русской мысли», раз это для Вас, по мнению Струве, может иметь значение 314 , пришлите текст (по-английски).

От Струве я пока не получил ничего.

«Воздушные пути» жду с особенным интересом, т. к. хочу в конце мая или в начале июня прочесть об О. Мандельштаме.

Слышал, что в Мюнхене должно выйти собрание сочинений Вл. Ходасевича – вероятно, стихи.

У нас как-то очень беспощадно относятся к покойникам: о Ходасевиче – почти никто не вспомнил к 10-летию со дня его смерти, теперь – об Иванове тоже установилось молчание. Сбор на перенесение его тела – совсем не удался – нужно с этим начать бороться.

Я решил вспомнить об О. Мандельштаме, затем о Ходасевиче и об Иванове, а то – везде Пастернак, всюду – Пастернак, всегда – Пастернак. Просто читать уже стало невыносимо!