Председатель. — Во время вашей деятельности в качестве председателя всероссийского комитета «Союза защиты родины и свободы» в период с 1921 г. по 1923 г. вы работали в полном контакте и при материальной поддержке представителей польского генерального штаба и французской военной миссии в Варшаве?
Савинков. — Да, это правда.
Председатель. — Признаете ли вы себя виновным, что в тот же период времени вы также пользовались материальной поддержкой от представителей других иностранных государств, в частности Чехословакии и Англии?
Савинков. — В этот период времени ни Англия, ни Чехословакия мне не помогали. Англия вообще никогда не помогала, а чехи помогали в 1918 году и потом оказывали помощь на поддержание существования различных членов организации, которые оставались за границей.
Председатель. — Вы не отрицаете, что в 1923 году вы обращались за материальной помощью к Муссолини?
Савинков. — Да, это правда.
Председатель. — Получили материальную помощь?
Савинков. — Нет, не получил.
Председатель. — И затем последний вопрос: за этот же период времени вы устно и письменно пропагандировали и агитировали в Западной Европе о необходимости продолжения вооруженной борьбы с Советской Россией путем интервенции, блокады и т. п.?
Савинков. — В общем, конечно, это правда, но разрешите сделать маленькое примечание: относительно интервенции я говорил в 1918–1919 гг., позже я этого совершенно не защищал, придя к полному убеждению, что интервенция может принести только вред русскому народу.
Во время Октябрьского переворота
После 10-минутного перерыва заседание возобновляется с опроса подсудимого о его деятельности в период Октябрьской революции.
Председатель. — Где вы были в момент Октябрьского переворота?
Савинков. — Как только я узнал, что переворот начался и вы осаждаете Зимний дворец, я сделал попытку освободить Зимний дворец через союз казачьих войск. Но найти какие-нибудь войсковые части, которые двинулись бы на помощь Зимнему дворцу, мне не удалось. На следующий день я проехал через ваше оцепление в Красновский отряд. Моя роль в отряде Краснова была чрезвычайно мала. Если хотите, у меня больше дела было при Керенском, так как его я нашел в состоянии полнейшей растерянности, но после сдачи Гатчины и неудачной попытки организовать борьбу с вами я поехал в Петроград. Цели у меня определенной не было. В дальнейшем я вам скажу, по каким мотивам я был совершенно убежден, что мой долг — бороться с вами до конца. Я приехал в Петроград, чтобы узнать, что вообще делается, предполагается ли какая-либо борьба. Здесь я узнал, что Каледин и Корнилов уже на Дону и пытаются там создать добровольческую армию для борьбы с вами.
Деятельность на Дону
В Петрограде я ничего не делал, оставался недолго и поехал на Дон. Здесь я явился к Каледину. Должен вам сказать, что то, что я нашел на Дону, меня тогда чрезвычайно поразило. Я очень сожалел потом, что не имел времени и возможности вдуматься глубже в те первые впечатления, которые я получил от добровольческой армии. Эти впечатления были таковы, что через 6 недель я уже уезжал с глубоким недоверием к тому, что на Дону делалось. Меня поразило, что в такой решительный момент, когда, по моему мнению, нужно было всеми силами бороться с вами, здесь, по крайней мере в окружении генералов Корнилова, Каледина и Алексеева, люди занимались главным образом интригами, выслуживаниями, сплетнями, но не делом. Создавалось такое впечатление, что о родине не думает никто, а каждый занят своими маленькими делишками. Я сразу же по приезде беседовал с покойным Митрофаном Богаевским. Я пытался доказать ему, — я об этом очень много и упорно говорил и это было целью моей поездки на Дон, — говорил с Калединым, Красновым, Алексеевым и всеми членами донского гражданского совета, что совершенно невозможно бороться против вас, не опираясь на крестьянство, что настоящая Россия в огромной степени — это крестьянство и что надо бороться с вами, защищая интересы крестьянства, для крестьянства и во имя крестьянства, иначе борьба должна окончиться неудачей. Богаевский мне на это ответил (и меня это поразило): «Нет, время демократии прошло. Мы рассчитываем на буржуазию и казаков».
Я ехал сюда в уверенности, что там люди воодушевлены теми же чувствами, как и я, т. е. прежде коего чувством глубокой любви к моему народу и к моей стране. Но, когда я приехал туда, я увидел, что люди, собравшиеся там, лично на меня, например, смотрели как на врага, потому что я всю свою молодость провел в борьбе с царем. Меня сейчас же окружили контрразведкой, за каждым моим шагом начали следить. Я был опутан паутиной всевозможного обмана и всевозможной лжи. Дело дошлю до того, что они начали устраивать на меня покушения. Ко мне на квартиру пришел артиллерийский офицер 330 для того, чтобы меня убить, но, когда мы остались с ним с глазу на глаз, он побоялся поднять оружие.
Читать дальше