Борис Хавкин - Вторая жизнь фельдмаршала Паулюса

Он молчал, либо вспоминая что-то, либо взвешивая, сказать или не сказать. И все же Паулюс решился привести вспомнившийся ему случай.

— Однажды, проезжая на своем автомобиле по автостраде близ Мюнхена, я обогнал колонну узников. Их гнали пешком, вероятно, уж немало часов, многие брели еле-еле, шатались. Их подгоняла стража с собаками. Я медленно проехал вдоль посторонившейся по команде колонны. Лай овчарок, нетерпеливые гудки машин, крики и глухие удары охраны, освобождающей путь для важных господ, — все это удручало. А запах от колонны шел такой, какого мне не приходилось нюхать даже в полевых лазаретах под Верденом.

Я тогда с жалостью подумал о своем несчастном шурине Альфреде. Ведь у сестры моей жены Елены Констанции был неудачный брак: она влюбилась в художника из левых. Такой шумный, взлохмаченный спорщик, к тому же с примесями еврейской и цыганской крови. Жили они — золовка с этим типом — невенчанные, связь с ними пришлось прекратить… Но в тридцать восьмом — об этом мы узнали от тещи — художник попал в концлагерь… Вот я и подумал, проезжая мимо колонны: может быть, бедный Альфред бредет среди них…

— Ну а поджог рейхстага? — допытывались переводчики. — Как, вы поверили тогда, что рейхстаг, как утверждали нацистские вожаки, подожгли коммунисты? Или все-таки сомневались?

— В ту пору, — сдержанно отвечал Паулюс, — я никогда не сомневался в истинности того, что говорит глава имперского правительства. Он не может лгать. Ну а степень виновности в Германии определяет суд… И он был справедливым. Эти болгары — не помню сейчас их фамилий — были оправданы… А один из них, как я слышал, даже сделал большую карьеру у вас, в России…

Странно, но при всем своем усердии и готовности послушно служить Паулюс, как говорится, не пришелся ко двору и сам не испытывал большого уважения к окружающим генералам и офицерам. Острую неприязнь вызывали у него Кейтель, за которым стойко закрепилось прозвище Лакейтель, чванливый Манштейн, холодно-вежливый и смотрящий на всех свысока Браухич. Только с Рейхенау — из «старой гвардии» — и с Хойзингером — из «молодых» — Фридриха Паулюса связывали доброжелательные отношения.

Однажды в газете для военнопленных появилась статья о партизанах, действовавших в Чехословакии. В ней упоминалось об убийстве чешскими патриотами палача чешского народа Гейдриха.

— Это была самая страшная фигура среди наших государственных мужей, — счел нужным поделиться своим мнением фельдмаршал Паулюс. — Жестокий, хитрый, коварный. Я однажды «имел честь» быть приглашенным к нему на беседу.

— Как вы понимаете, — подчеркнул Паулюс, — вызов к Гейдриху даже для генерала ОКХ [9] Верховное командование сухопутных войск. был не рядовым событием. И ехал я к нему весьма обеспокоенным. Среди офицеров и генералов как ОКХ, так и ОКВ [10] Верховное командование вермахта. Гейдрих пользовался плохой репутацией. Все у нас знали, что во времена Веймарской республики его изгнали с флотской службы по постановлению суда чести — за поступок, позорящий офицерское звание. С тех пор шеф РСХА [11] Главное управление имперской безопасности. ненавидел кадровых офицеров.

Гейдрих выполнял самые деликатные поручения фюрера, в том числе и по компрометации высокопоставленных военных. Это он способствовал женитьбе военного министра Бломберга на женщине, о которой было точно известно, что несколькими годами ранее гамбургская полиция зарегистрировала ее как профессиональную проститутку.

Прошлое новоиспеченной жены военного министра вскоре получило широкую огласку. Бломбергу пришлось уйти в отставку, что стало крупной победой СС над старым генералитетом. Гейдрих же умело пустил слух о гомосексуализме генерала Фрича. И хотя последнему удалось реабилитировать себя, имя его было запачкано, а карьера закончена. В то же время среди офицеров генштаба имела хождение версия, будто Гейдрих послал людей с кувалдами, которые разбили в куски мраморное надгробие над одной из полузаброшенных могил Лейпцигского кладбища, где якобы была похоронена его бабушка с неарийским именем.

Сам Гейдрих занимал в соответствии с иерархической лестницей рейха тринадцатое место в государстве. На деле же его роль была значительнее.

Словом, встреча с Гейдрихом не предвещала ничего хорошего.

— Обергруппенфюрер поинтересовался здоровьем моей супруги, — продолжал Паулюс. — По-видимому, он знал о ней от своей жены: Елена Констанция и Лина Гейдрих состояли в каком-то благотворительном обществе. «Ваша жена, генерал, предмет постоянного внимания наших модниц — говорят, ее наряды столь же великолепны, сколь дороги… Где вы берете столько денег, мой дорогой? — шутил Гейдрих. — У меня, например, их нет». Затем согнал с лица улыбку. «Наши арийские женщины выбирают сейчас строгий стиль одежды — идет война и отечество сражается», — заметил он. Это было явным намеком на ненемецкое происхождение Елены Констанции — «наши арийские женщины»…