Георгий Куницын - Открытые письма «архитектору перестройки» А.Н. Яковлеву

Письмо девятое

Обратимся хотя бы здесь к периоду, о котором рассказывает твоя книга «Муки прочтения бытия». В ней ты еще не перешел свой рубикон. Только пока готовился к этому. Но перескоков от одной позиции к другой уже много было.

Чудно мне читать, к примеру, вот это. «Припоминаю 1966–1968 годы, — пишешь ты. — Три года правления Брежнева. Они были связаны с какими-то надеждами, он что-то говорил правильное, а я еще в то время не знал, что произносил он чужие тексты, не был открыт для реформ, для свежих мыслей (Яковлев А.Н. Муки прочтения бытия. С. 31).

Ей-богу, чудно!.. Не знал? Во-первых, как я уже напомнил ранее, ты надежды свои тогда связывал не с Брежневым, а с Шелепиным (и меня ведь пытался склонить к тому же). Во-вторых, неужели это ты-то тогда еще не знал, что Брежнев «произносил чужие тексты»?! В 1967–1968 годах! Да ведь не мы ли с тобой уже в 1965 году на ближней даче Сталина — оба писали Леониду Ильичу подобный именно «чужой текст» для царственного произнесения его на XXIII съезде КПСС?.. «Ты чё, паря, так опростоволосился-то?» — сказали бы тебе на моей родине в Сибири. Да и кому мы их, эти «чужие тексты», тогда с тобой только не писали! Помню, одному из первых космонавтов я написал для его выступления с Мавзолея в «чужом» ему тексте так: «Первым космонавтом был лермонтовский Демон: “Печальный Демон, дух изгнанья, летал над грешною землей...”»

Конечно, было кому вычеркнуть эту шутливую попытку.

Вернемся к твоим текстам.

Приведенные мною твои слова у тебя, конечно, только зачин. Затем ты так продолжаешь: «Из окружения Брежнева мне стали звонить, почему плохо пропагандируется Брежнев. Это меня потрясло, я лично заниматься панегириками в его честь после того страшного опыта и того шока, который испытал в связи со Сталиным, просто не мог (?). Внутренний, нравственный урок был таков, что пойти на это было невыносимо — ни нравственно, ни по совести» (там же).

Неужели? Между прочим, какая размашистость — «ни нравственно, ни по совести»! Нравственность и совесть у тебя существуют отдельно друг от друга? Однако, а что же ты предпринял? В каком смысле отказался? Хлопнул дверью и ушел, что ли, как это тогда кое-кто все же делал?

Ничего же с тобой подобного не было!

Своей рукой ты не писал панегириков? Но ты регулярно созывал инструктивные совещания всех — именно всех! — руководителей средств массовой информации Москвы и буквально накачивал их именно так, что лавина панегириков все более нарастала. Да и ты утешался тоже тем, что все-таки и сам ты писал о «зрелом» и «развитом» социализме... Писал!

О какой, собственно, «нравственности» ты на этом фоне глаголешь?

И уже совсем неудобно, когда ты пытаешься изобразить себя борцом против самих попыток возвеличивания подхалимами Брежнева. Это ты-то, Саша Яковлев, и вдруг — такой смелый? Да когда же это? И ты же одновременно — скромный? Полноте!

Приемчик-то, однако. «Я вовсе не хочу изображать из себя какого-то героя. Это далеко не так», — с поистине подкупающей искренностью самокритикуешься ты в интервью «Комсомольской правде» от 5 июня 1990 года. И ты добавил далее: «Но память-то недавнего прошлого еще (?) ворошила совесть...»

Но вот как она, эта совесть, взворошилась. Продолжаешь: «На XXIV съезде... первый секретарь Краснодарского крайкома сказал примерно такую фразу: заслуга в том, что наши войска вошли в Чехословакию, принадлежит товарищу Брежневу! Аплодисменты. Я воспринял эту “хвалебную” фразу как направленную против Брежнева. Разве можно ее оставлять в стенограмме? После этого случая в редакционную комиссию стал заглядывать тогдашний заведующий отделом науки ЦК. Оказалось, ему поручили за мной приглядывать. Потом выяснилось, что и эта фраза была заранее согласована!.. Какое-то время спустя позвонил мне помощник Брежнева и среди прочего сказал: “Ну, посмотрим, как вы теперь будете показывать работу Генерального секретаря”. Мне бы промолчать, но я ответил: “Я буду делать все то, что соответствует решениям ЦК”. Эти слова, увы, тоже в тех конкретных условиях были истолкованы как проявление недостаточной лояльности... И всякая помеха, и даже просто действия, продиктованные здравым смыслом, даже молчание там, где требовалась звуковая здравица, воспринимались как крамола... Все это я до конца понял потом, в Канаде». (там же. с. 61–62).

Текст этот говорит сам за себя: ты стремился самому Брежневу помочь пошумнее восхвалять себя... И ничего тут доблестного нет и в помине. И обставлен ты был С.П.Трапезниковым и В.А.Голиковым именно потому, «что наверху знали о том, что ты тайно тяготел к шелепинской мафии... С надеждой на то, что он введет двухпартийность...