Иосиф Сталин - Великая Отечественная война - выступления, беседы, комментарий

Мощный подъем в годы военного лихолетья религиозных настроений народа сильно беспокоил партийные органы. Уже в сентябре 1944 года вышло постановление ЦК партии, в котором отмечалось, что «в стране оживилась деятельность Церкви, религиозные пережитки распространились среди части населения, особенно в районах, подвергшихся оккупации». В связи с этим предлагалось усилить пропаганду атеизма. И не только пропаганду. Чекист Абакумов с гордостью выполненного долга докладывал 25 июня 1948 года Сталину: «В результате работы органов МГБ по выявлению и аресту антисоветского элемента среди церковников и сектантов за время с 1 июня 1947 года по 1 июня 1948 года по Советскому Союзу за активную подрывную деятельность арестовано 1968 чел.».

Нет, не только Сталин вернул нашему народу православную веру, а и простые русские люди, будь то священники, солдаты или труженики тыла, кого военные дороги и горе потери близких привели в храм. Возрождали веру и те, кто продолжал считать себя неверующим, но годы тяжелого испытания зародили в них уважение к тысячелетней религии предков.

Кремлевские переговоры

В Москве с 18 по 30 октября 1943 года проходила конференция министров иностранных дел СССР и Великобритании В. Молотова и А. Идена и государственного секретаря США К. Хэлла. Было принято коммюнике об открытии весной 1944 года второго фронта. Из-за погодных условий иностранные делегации смогли улететь из Москвы только 3 ноября.

Государственный секретарь США Корделл Хэлл

Корделл Хэлл вспоминал: «Мы прибыли в Москву во второй половине холодного дня 18 октября, незадолго до захода солнца. В аэропорту нас встречали Молотов и Литвинов, а также Дональд Нельсон, начальник нашего Управления военного производства, и большая группа других официальных лиц. Молотов и Литвинов тепло приветствовали меня. Затем я поехал в резиденцию американского посла в Спасопесковском переулке, которая была известна как “Спасо-хауз”… Три министра иностранных дел встретились в Кремле вечером 18 октября в атмосфере сердечности, сотрудничества и строгой деловитости. Мы быстро договорились о том, что не будем произносить речей, о советниках, которые будут присутствовать вместе с нами на заседаниях, и о первом коммюнике, которое мы опубликуем…

Пробыв в Москве почти неделю, я сказал Молотову, что не знаю правил протокола, связанного с получением аудиенции у маршала Сталина; не знаю, сколько надо ждать, не слишком ли я долго выжидал, но в любом случае я счел бы за честь, если бы мог встретиться с его “боссом”, и оставляю этот вопрос на усмотрение Молотова… Вскоре Молотов сообщил мне, что Сталин примет меня в Кремле в три часа дня 25 октября…

Когда я входил в просторный кабинет Сталина, он вошел через другую дверь, встретил меня на полпути и пожал мне руку. Держался он приветливо и непринужденно. Он проводил меня к месту за столом, а затем сел напротив меня спиной к стене. Наша беседа началась с частного разговора. Мы обменялись мнениями по поводу того, как сеять пшеницу. Я рассказал Сталину, что в Теннесси ее сеют в пахоту глубиной до 6 дюймов, что, видимо, было для него новостью. Мы обсудили, как делать плоты. Я описал, как мы связывали бревна в плоты в Теннесси, используя побеги орешника. Сталин поведал, как грузины пользуются в этих целях виноградной лозой. Я сообщил Сталину, что очень рад побывать в Москве, так как давно мечтал посетить его страну. Я сказал, что за свою жизнь присутствовал на многих международных конференциях, но ни на одной мне не оказывалось столь большого гостеприимства и внимания со стороны хозяев, как со стороны Советского правительства и лично Молотова. Сталин ответил, что не ожидал услышать такую оценку. Я отметил, что одна из наиболее важных задач нынешней конференции состоит в том, чтобы заложить основу для встречи между ним, президентом Рузвельтом и премьер-министром Черчиллем, в которой жизненно заинтересован весь американский народ, и, более того, все люди мира, ведущие борьбу против нацизма и фашизма. Затем я передал Сталину послание президента относительно места встречи… Наша беседа длилась около часа – фактически полчаса, если учесть время, затраченное на перевод. И поскольку приближался час возобновления работы конференции, я сказал Сталину, что, как прилежному ученику Молотова, мне пора идти в школу на Спиридоновку. Маршал улыбнулся и пожелал мне удачи».

Батарея советских гаубиц Д-1 ведет огонь по немецким войскам в Белоруссии. 1944 г.